— А пан Франтишек, очень образованный юноша, мне еще стихи читал, — сквозь букет посмотрела на Стефана Маричка и процитировала строки:
Взгляни, прелестница младая, на пылкий дар моей любви,
В нем пестрота и радость мая, прими и сердце отвори.
Стефан нахмурился.
— Верно красиво? — улыбнулась Маричка, прикрывая очи ресницами. — Не подскажешь, светлейший господарь, что там дальше-то было, я не успела запомнить?
— Откуда ж мне знать? — буркнул ухажер.
— Как откуда? — искренне изумилась девушка. — Это ж твои стихи. Пан Франтишек сказал: наш господарь — искусный стихоплет.
Стефан насуплено молчал, разглядывая трещину в полу.
— Ну, конечно, кто я такая, чтобы мне стихи читать, — обиженно отвернулась Маричка, ускоряя шаг, — это только для столичных панночек надо соловьем заливаться.
— Я бабам только в постели стихи читаю, — насмешливо кинул ей вдогонку Стефан, — хочешь, и тебе про пылкий дар почитаю?
Ответ не заставил себя ждать: девушка со злостью врезала Стефану по уху букетом и, отшвырнув то, что осталось от несчастных цветов, почти побежала прочь.
«Посватался, дурень? Кто тебя за язык-то тянул?» Стефан было кинулся догонять девушку, чтобы хоть как-то исправить пошлую шутку, но ему на перерез из боковой двери вывалился Михась:
— Там Хлын прямо с пчелами приехал! — заорал денщик.
— Почему с пчелами? — пробормотал господарь. — Зачем пчелы?
— Так мед же, — развел руками Михась, — не болотникам же его оставлять.
Только сейчас до Стефана стал доходить смысл слов:
— Ну-ка, еще раз? Хлын сбежал с заставы?
— Так и есть, — утвердительно махнул Михась. — Отступил с отрядом и пчелами из благоразумия, — фыркнул денщик, передразнивая наместника.
— То есть бросил пустой заставу?!! — взревел Стефан, кидаясь во двор.
— Болотники заставу атаковали, на частокол прыгали, говорит, еле вырвались. Крепко напуган.
— Я ему напугаюсь, я ему так напугаюсь, болотникам рад будет! — зарычал не хуже болотных тварей господарь, локтем вышибая дверь.
— Спокойней, спокойней, — запричитал Михась, — надо же разобраться.
— Трус он последний, чего там разбираться! Мы теперь, что на острове, кроме Яворонки, у нас ничего нет! Мне прииски отбивать надо, а тут и с заставы выгнали!
Вид у пана Хлына был удручающим — усы обвисли как у выловленного из реки налима, правый глаз заметно дергался, а левый заплыл, словно от пчелиного укуса (а может и впрямь пчелы покусали при «разумном отступлении»).
— Ты что, старый боров, здесь делаешь?! Тебе где сидеть было велено?! — сразу накинулся на бедолагу Стефан. — Измену затеваешь?
— Да какая там измена, — снова нервно дернул веком Хлын, — оно по стенам ползать умеет, — наместник яростно стал креститься, — частокол у нас высокий, а оно когтями уцепилось и чуть к нам не запрыгнуло. Его мужики баграми столкнули, а так бы…