— Господин штабс-капитан, разрешите обратиться? — робко спросил юнкер. — А как понять — пора сменяться или нет? Часов-то ни у кого нет.
— Просто, — безапелляционно сказал штабс-капитан. — Я проснусь — и скажу.
— ???
— Не переживайте, юнкер, — засмеялся офицер. — Время — его чувствовать нужно. С часами-то любой дурак сообразит — пора или не пора.
— Научите? — посмотрел озадаченный донельзя юнкер.
— Сам научишься. Наука нехитрая. Вот покараулишь недельку-другую, поспишь вполглаза — и готово. Во сне поймёшь — пора или нет вставать. А уж коли рядом с неприятелем находиться придётся — то не через недельку, а гораздо раньше приноровишься. Но если кого из вас сонным на посту застану — не обижайтесь. Быть у того и роже, и жопе драными!
Штабс-капитан действительно умел определять время по «внутренним часам». Как это у него получалось — он и сам не знал. Получалось, и всё! В этом сумело убедиться всё «воинство».
Утренние часы — самые скверные. Потому-то Клеопин и решил их взять на себя. Он, разумеется, не рассчитывал, что произойдёт нападение, но порядок должен быть во всём. Особенно, если речь заходит о военной службе. Пока народ спал, командир успел продумать план будущего похода. То есть куда идти и зачем идти. Это, пожалуй, главное.
Утром Клеопин без жалости поднял подчинённых. Когда один из солдат пробормотал что-то нечленораздельное — не то предложил поспать ещё, не то попытался отказаться вставать, — Николай просто вылил на него ведро воды...
После необходимых с утра двух минут «на оправку» юнкер и солдаты были отправлены во двор. Правда, командир приказал надеть шинели, иначе вся воинская команда просто вымерзла бы от утреннего холода. Не обращая внимания на то, что в предрассветных сумерках плохо ещё виднелись даже собственные силуэты, командир гонял подчинённых и в хвост, и в гриву. Они живенько вспомнили весь ружейный артикул и приёмы штыкового боя.
— Обленились, щучьи дети! — приговаривал Клеопин, роняя о землю то одного, то другого воина. — Ничего, я из вас «кислую шерсть» выжму!
Через час, пожалев изнемогших солдат, Николай отправил их готовить завтрак. Но юнкера не отпустил.
— Приступим, — сообщил Клеопин, вытаскивая из ножен инженерный тесак. — Не рапиры, как в фехтовальном зале, но при нашей-то бедности сойдёт!
Бедный Сумароков затравленно глядел на командира. В глазах прямо читалось: «И чего я, дурак, связался с какими-то партизанами?», но противоречить не посмел. Обнажил свой клинок и встал в первую позицию.
Всё-таки фехтование в школе гвардейских подпрапорщиков было поставлено неплохо. В этом Клеопин сумел убедиться лично. Если бы в руках юнкера была рапира или эспадон, то штабс-капитану пришлось бы туго. Но от тяжёлого тесака рука Сумарокова быстро устала, и очень скоро победа оказалась у командира — более сильного и опытного. Правда, штабс-капитан сделал зарубку в памяти: «Нужно найти для мальчишки клинок полегче. Толк будет». Как хороший командир Николай всегда хотел знать и сильные, и слабые стороны своих подчинённых. Кто знает — не спасёт ли умение Сумарокова его и других?