Помимо вони, исходящей от собственного тела, воняли соседи по камере. Похоже, они пахли ещё хуже... К запаху немытых тел прибавлялся запах из отверстия в полу, которое служило сортиром. Новоприбывшие по первому времени стеснялись прилюдно справлять нужду, но потом свыкались; свыкались и с вонью, принимая её за специфический тюремный запах. Полковник в отставке Неустроев, оказавшийся большим любителем истории, сообщил, что во времена королевы Елизаветы жители Британских островов на зиму зашивались в нательное бельё. По весне расшивались и устраивали стирку...
Вонь, холод и недоедание — это было не самым страшным. Гораздо хуже было другое — полная неопределённость. Благодаря новичкам Николай узнал, что в столице идут аресты. Трупы императорских солдат, виновных в том, что остались верны присяге, были разуты, раздеты и брошены на лёд. На радость бродячим собакам захоронить тела никто не озаботился... Лишь через неделю для обезображенных мертвецов сердобольные сапёры взорвали огромную полынью.
Штабс-капитан узнал, что на другой день после мятежа чернь ринулась грабить богатые дома. Крестьяне из окрестных сёл приезжали обозами, забирая всё, что им понравилось. От пожара выгорела почти вся Галерная улица, том числе и дом, где Щербатовы снимали этаж. Увёз ли Харитон Егорович семью из петербургского имения в Череповецкий уезд, неизвестно. Сокамерник-генерал, знакомый с родственниками Щербатовых, носившими ту же фамилию и княжеский титул, говорил, что потомков историка новая власть не трогала. Один из заключённых, тот самый, купеческого вида, оказался владельцем одного из трактиров. За то, что не захотел бесплатно выставить вино нижним чинам Преображенского полка, был бит и отправлен в заключение. Трактир был разгромлен и подожжён. Теперь трактирщик переживал — а как там его жена и трое детей? Второй купец был известным судовладельцем, в вину которому было поставлено то, что в ночь с 14 на 15 декабря он приютил в своём доме двух молоденьких офицеров конной гвардии. Офицеров удалось благополучно переправить в Москву, а на спасителя донёс собственный приказчик. Теперь иуде отошёл дом в столице и судоверфи в Петербурге и Архангельске. Согласно новому распоряжению Временного правительства движимое имущество «врагов революции» переходило в собственность «лояльных» граждан.
По всему Петербургу не осталось ни одного целого кабака. В разгромленном винном погребе братьев Конделакис дорогое греческое вино черпали не то что ковшами или горстями, а шапками и вонючими сапогами. «Угоревших» от вина мастеровых выносили из подвала и складывали прямо на улице. Напрочь выгорели казармы лейб-гвардии кавалергардского полка. Команда нестроевых, не успевшая скрыться, была переколота штыками и брошена в костёр.