Прапорщик уже начал было стаскивать с себя перевязь, как вдруг дежурный офицер передумал. Видимо, чтобы унизить младшего по званию, он заявил гнусно, как показалось Дмитрию, ухмыляясь:
— Впрочем, оставьте-ка оружие себе. Куда я его дену? Было бы оно боевым, принял бы честь по чести. А вы ведь только на безоружного человека храбритесь.
От возмущения рука Дмитрия сама легла на эфес сабли.
— Ну-ка, ну-ка, — презрительно-насмешливо «подбодрил» его гренадер. — Попробуйте. Я вам не арестант безоружный, а дежурный офицер. На саблях рубиться не буду, а просто — пристрелю.
С этими словами он вытащил из кобуры пистолет и очень небрежно вскинул его к плечу. Чувствовалось, что поручику очень хотелось выполнить один из пунктов должностной инструкции, гласившей, что: «В случае нападения на дежурного можно применить любое имеющееся оружие, не разбираясь в чинах и званиях нападавшего!»
К счастью для себя, Дмитрий Завалихин эту инструкцию тоже знал. Злобно сорвал с себя перевязь и отбросил её в угол камеры. Поручик, взяв с собой приказ, оставил задержанного в допросной. Благо та имела засов снаружи.
...Николаю Клеопину повезло. Его не сгноили в каземате и не зарубили. Он сумел оправиться от потери крови. Правда, на лице остались шрамы и от удара сабли, и от швов, которые накладывал тюремный лекарь. Врач привык «пользовать» заключённых, поэтому о красоте не очень-то задумывался. Николай об этом пока тоже не думал. Тем паче что зеркала в лазарете всё равно не было. Ненависти к обидчику, как ни странно, он не испытывал. Наверное — сам виноват. Не стоило провоцировать мальчишку. Хотя... Если бы сейчас удалось встретиться с этим прапором, то... А что — то? Убивать бы, конечно, не стал, но морду набил бы с огромным удовольствием, не задумываясь — благородно это или нет...
Трёхмесячное пребывание в камере заставило Николая по-другому относиться к некоторым вещам и событиям. Когда выздоровление подходило к концу, пришёл нынешний командир лейб-гренадер, капитан Гвардейского генерального штаба Никита Муравьёв. Бывший правитель Северного общества почему-то удовольствовался ролью полкового командира и даже попросил не присваивать ему звания полковника. Ходили слухи о его разногласиях с Трубецким и Батеньковым. Муравьёв выступал за сохранение ограниченной монархии. Смерть императора в его планы не входила.
С недавних пор автор «Конституции» стал комендантом Петропавловской крепости. Отставка прежнего была связана с тем, что Муравьёв и его гренадеры были недовольны условиями содержания арестантов. Увещевания и просьбы натыкались на непонимание. Генерал-майор Сукин искренне недоумевал: «Почему для преступников нужно допускать такие нежности?» Правда, в отношении особ императорской крови он готов был сделать любые поблажки. Даже заказывал обеды за свой счёт и лично следил за качеством постельного белья. Сукин (фамилию которого гренадеры произносили с ударением на первый слог), пытался командовать лейб-гренадерами, считая, что раз они находятся в крепости, то автоматически поступают в его подчинение. Когда Муравьёву надоело спорить со старшим по званию, он просто сместил коменданта. Уж на это его влияния в правительстве хватило. Правда, теперь ему самому пришлось брать в руки непростое тюремное «хозяйство».