Две новеллы из «Il Paradiso degli Alberti» (Дa Прато) - страница 4
Получив ее послание, Липпоццо, хоть это и казалось ему обременительным, решил ехать, так как весьма уважал мадонну Риччарду за ее высокую добродетель; итак, он прибыл в Каркерелли, и мадонна Риччарда приняла его с величайшей радостью. Поговорив с ним о многих вещах, эта достойная дама наконец подвела его к окну, откуда видно было все ее владение; и пока они вдвоем стояли там, беседуя о приятностях этого места и особенно о прекрасных широких рвах, его окружавших, вошла служанка со словами:
― Госпожа, вы знаете, что вылупились утята и что они самые милые малютки на свете?
На это Риччарда немедленно отвечала:
― Ступай, принеси их сюда ненадолго, чтобы мы на них поглядели.
Служанка быстро ушла и принесла их в своей шляпе; и при взгляде на
них дама и юноша начали рассуждать и говорить о природе, сколько прекрасного она делает и всякую вещь наделяет особыми свойствами. И беседуя таким образом, Риччарда, державшая утят в руке, бросила их в ров.
При виде этого Липпоццо, изумленный, сказал:
― Мадонна, что вы делаете? Вы хотите, чтобы они умерли? Прошу, не делайте этого!
Риччарда, смеясь, отвечала:
― Сейчас увидишь.
Очутившись во рву, утята начали бить крыльями и держались на плаву, так что добрались до берега без хлопот и помех. Юноша, пришедший от этого в великое изумление, ибо увиденное мнилось ему невозможным, сказал, обратясь к даме:
― Конечно, я бы никогда этому не поверил, если бы не увидел сам, и, конечно, великое дело — думать о том, как природа наставляет нас и учит.
Риччарда на это молвила:
― Липпоццо, я буду с тобой говорить как с дорогим и добрым сыном и прошу выслушать меня как нежную мать; и не держи на меня зла, если я буду говорить с большой откровенностью, ибо это только для твоего блага, пользы и чести. Ах, как безосновательно и глупо твое убеждение, если вникнуть в дело внимательно! Неужели ты не видишь, с какой глупостью вредишь твоей чести, моей и чести твоей жены? Неужели не видишь, что отказываешься от собственного блага с крайним стыдом для тебя и меня и с бесчестьем для твоей жены, самой простодушной из девиц? Неужели не видишь, наконец, какую горестную жизнь готовишь себе, мне и ей из-за своих ложных подозрений? Ты дивишься, как это моя девочка, твоя непорочная невеста, достаточно взрослая, чтобы чувствовать силу, данную природой, испытывает удовольствие, делая вещи, и тебе, и ей отрадные. Разве не видишь ты, как велика сила природы в каждой живой твари, особенно по части продолжения рода? Разве мужчины и женщины не рождены с естественной готовностью размножаться, в которой нам дается удовольствие и телесное, и душевное? Ах, глупец, и ты еще дивишься, что моя дочь, которая слышать не слышала и видеть не видела ничего бесчестного, прилежно усвоив мои наставления, дабы угождать тебе во всем, самым целомудренным образом подстрекаемая природой, делала все, что, по ее мнению, угодит тебе, доставив притом и ей удовольствие! Очнись теперь же, оставь свои сумасбродства и подумай: если бы дочь моя жила бесчестно, сколь великое искусство она приложила бы, чтоб казаться тебе целомудренной? Разве ты еще не в том возрасте, чтобы знать это, понимать и ценить простодушие, целомудрие и послушание девушки? Ступай же, раскайся в том, что наделал, и положи оставаться и обращаться со своей женой как пристало, ибо, как видишь, что дано природой, то нелегко изгнать, ибо эти вещи делаются без наставника и науки. Кто научил утят плавать, а других птиц — вить гнезда, нести яйца, кормить птенцов, если не природа? Ступай же, ибо, клянусь тебе крестом Божьим, ты внушил мне такую меланхолию своей глупостью, что я уж думала, что умру от этого, и, если бы не чрезмерная и нежная любовь, какую я к тебе питаю, я бы не унялась, пока не задушила бы тебя своими руками, а там будь что будет. Но я могу лишь любить тебя в высшей степени и больше, чем всякого другого, как ради тебя самого, так и ради того, что ты есть и должен быть главой, наставником и безукоризненным образцом для моей дорогой дочери и твоей законной жены. — И на этом она кончила свои речи.