— Ты знаешь, как я умер? — поразился Лайтнед и тут же отругал себя мысленно: «Что за дурацкий вопрос? Раз он знает всё остальное, то и как я утонул ему известно».
— Лучше, чем ты сам, — весело отозвался Аквель, но на его расслабленном лице не проскользнула и тень улыбки. — Твой труп с пробитым черепом выловили спустя три дня в какой-то деревеньке. Я сам лично видел его, правда, не этими самыми глазами, но не суть. Местные были так перепуганы. Они то надеялись на хороший улов рыбы, а им достался распухший мертвец. А ещё сундук с драгоценностями, которые, напротив, очень не хотелось отдавать. Староста прискакал ко мне под вечер на взмыленном коне. Такой толстый, розовощёкий детина из бывших вояк. Бросился в ноги и начал умолять хоть что-то сделать. «Ты же чародей! Возврати к жизни!» Возвратить! Если бы всё было так просто… В своё время мы пытались снять оттиск с уже остывшего трупа. Нет, не выходит. Точнее, выходит, но конечный результат настолько непредсказуем, что лучше уж и не пытаться вовсе. Да и чтобы я стал делать с полученным оттиском? Жизнь должна заменяться жизнью, а не безумием.
Фливорст двинулся вдоль ангара, переходя от одной плиты к другой, словно что-то искал. Потом остановился и начал сдирать с одной из них паутину.
— Представь моё изумление, когда через три столетия в одной таверне я наткнулся на мужика, утверждающего, что он и есть тот самый княжич. В подтверждение своим словам он продемонстрировал колокольчик. Точно такой носила с собой Юлана. Мне хорошо запомнился этот оберег, и хотя мужик больше походил на сумасшедшего, чем на пьяного, я решил составить ему компанию. Пока он стаканами опрокидывал в себя дешёвое вино, я внимательно слушал его путанный рассказ, а потом помог добраться до дома. Маленькая комнатка под крышей, больше похожая на собачью конуру в придорожной гостинице. У нас такие клоповниками называли, но на Элпис нет ни клопов, ни клещей, только крысы… Нет, крысятник — это что-то другое. — На миг остановился рыжий, задумался, а потом повернулся к Лайтнеду: — Может, поможешь?
Фредрик на секунду замер, потом ринулся на зов. Дело пошло веселее, и скоро стало понятно, что же они всё-таки отчищают. В чёрной поверхности огромного плоского отображателя отразились два лица. Одно юное, веснушчатое, другое — принадлежащее повидавшему многое мужчине сорока лет, но если бы кто-то третий сейчас взглянул на них, то поразился, насколько они похожи.
«Как ложка с вилкой из одного набора», — так бы сказала мать Лайтнеда. Было в обоих космолётчиках нечто такое, что и не сразу сформулируешь. То ли выражение глаз, то ли усталость в них, то ли вовсе что-то совсем неуловимое. Они оба принадлежали к иному времени, и отражение улавливало их зыбкость и призрачность.