. Вспоминается Фуко, утверждавший, что пишет для того, чтобы больше не иметь лица: «Вероятно, многие, так же, как и я, пишут, чтобы больше не иметь своего лица. Не спрашивайте меня, кто я, и не требуйте, чтобы я оставался одним и тем же, – это мораль удостоверения личности, это она проверяет наши документы. Но пусть она предоставит нам свободу, когда речь идет о том, чтобы писать»
[1083]. С точки зрения наших авторов, лицевость относится к особой машине знаков, которая уже была осуждена в пятом плато, где шла речь о режимах знаков. Эта машина виновна в том, что возникает из простой избыточности и обеспечивает победу господствующему означающему. Не только вся история христианства сводит мистическое тело к лицу – лицу Христа, но и деспотическая власть делает воплощением тела власти тело вождя. В своем постоянном стремлении высечь искру детерриториализации Делёз и Гваттари ополчаются на проект лицефикации как способ подчинения означающему и навязывания закона трансцендентности.
Гваттари уже посвятил в своей публикации 1979 года «Машинное бессознательное» целый раздел этому концепту: «Означающая лицевость, диаграмматическая лицевость»[1084]. В ней главной мишенью становится капитализм и микрополитика замыкания: «Крайняя парадигма лицевости – „это так, потому что это так[1085]. Гваттари критикует также и Лакана за то, что в своем анализе стадии зеркала тот приписал лицу основополагающую роль в образовании «я» в момент вступления человека в символический порядок. Лицевость, таким образом, оказывается неотделимой от стратегий власти, она функционирует как «мигающий индикатор нормальности»[1086]. Лицевость служит для установки режима господства, основанного на примате субъективности и идее ее автономии. На трех планах, семиотическом, политическом и художественном, лицевость – способ господства: «Лицо – это политика»[1087].
Хотя лицо выражает давление территориализации, последнее также несет в себе линии сопротивления и линии ускользания. Именно на этих линиях ускользания может вырабатываться другая политика. Для этого нужно вернуться к абстрактной машине, производящей лицевость: «Конкретные лица порождаются абстрактной машиной лицевости»[1088], образованной небольшой бинарной системой, противопоставляющей белую стену означающего черной дыре субъективности: «Система черная дыра – белая стена – это еще не лицо, но абстрактная машина, производящая лицо»[1089]. Делёз и Гваттари, в 1980 году осознающие опасности, которые несет с собой непонимание, как это было с «Анти-Эдипом», также предостерегают против опасности, таящейся в желании избавиться от лица: «Разбирать лицо – дело нешуточное. Мы рискуем по-настоящему сойти с ума. Не случайно ли шизофреник одновременно утрачивает смысл лица, своего собственного лица и лиц других, смысл пейзажа, смысл языка и его господствующих сигнификаций?»