Нужно помешать линиям разрушения нацелиться на самих себя, став линиями гибели. Конечно, можно вспомнить первобытные цивилизации, которые, в отличие от европейцев, не противопоставляют лицо голове как продолжению остального тела. Они не нуждаются в лице, что не мешает им иметь вполне человеческие головы. Но Делёз и Гваттари тем не менее не ратуют за «возвращение» к досигнификативным семиотикам: «Нас всегда ждет неудача при при попытке изобразить негра, индейца или даже китайца»
[1091]. Бесплодный регресс в прошлое иллюзорен и невозможен. Нужно, наоборот, исходить из того что есть, из перекодированного лица эпохи капитализма, чтобы лучше разглядеть потенциальные линии ускользания. Грядущая семиотика, которую только предстоит создать, будет семиотикой «„головок самонаведения“, где точки детерриториализации становятся оперативными»
[1092].
Другая поляризация, раскрывающая пространственные логики, – это деление на пространства гладкие и рифленые, кочевые и оседлые. Разные по природе, эти пространства существуют только во взаимоотношениях друг с другом. С одной стороны, неполяризированное пространство, фундаментально открытое, неизмеримое, населенное сингулярностями; с другой – пространство перекодированное, метрическое, иерархи-зированное. С одной стороны, модель вышивки с центральным мотивом (рифленое пространство); с другой стороны, модель лоскутного одеяла (гладкое пространство) с последовательными добавлениями ткани без заранее установленных пределов. Выбранный пример гладкого пространства, лоскутное одеяло, показывает, что гладкость не означает однородности.
Это противопоставление, впрочем, не ограничивается сушей, потому что через морское пространство тоже проходит эта бинарная оппозиция: «Ибо море – это гладкое пространство по преимуществу, и к тому же оно раньше всего столкнулось с требованиями чрезвычайно строгого рифления»[1093]. Таким образом, нет простой оппозиции между гладким и рифленым. Нет сверхдетерминации места, которая могла бы квалифицировать пространство, подобно тому как можно путешествовать, сидя на месте – Делёз даже называет себя «неподвижным путешественником». Этот конфликт иллюстрирует две микрополитические модальности и в то же время две эстетики: гаптическую, характерную для гладкого пространства, пространства контакта, осязания, непосредственности, – и оптическое искусство, характерное для рифленого пространства, отсылающего к взгляду издалека, из перспективы: «Сезанн говорил о необходимости больше не видеть пшеничного поля, приблизиться к нему слишком плотно, потеряться без ориентиров в гладком пространстве»