пшеничного поля, приблизиться к нему слишком плотно, потеряться без ориентиров в гладком пространстве»[1094]. В «Тысяче плато», исходя из этого конфликта между гладким и рифленым полюсом с двойной полярностью, противопоставляющей машину войны, с одной стороны, и аппарат захвата, воплощенный в государстве, – с другой (плато 12 и 13), разрабатывается прежде всего микрополитический аспект.
Наши авторы продолжают вовсю пользоваться бинарными оппозициями, но, как мы уже сказали, не ради защиты дуалистического мышления, а напротив, чтобы разрушить его и утвердить вместо него мысль о множественности, через которую проходят плюрализированные бинарные оппозиции. Если здравый смысл привык считать машины войны побочным продуктом аппарата государства, наши авторы настаивают на радикальном различии, различии по природе между двумя этими полюсами. Машина войны не только не возникает из государства, вся ее динамика противопоставляет ее государственной логике. Машины войны были изобретены номадами с целью сопротивления, борьбы с аппаратом государства, понимаемым как аппарат захвата. Машины войны сформировались в определенном типе пространства, в гладком пространстве (пустыни, степи, моря).
Делёз и Гваттари представляют эту оппозицию в главе «Трактат о номадологии: машины войны». Это название – аллюзия, одновременно серьезная и ироническая, на другой трактат, трактат Спинозы[1095], получающий здесь статус «источника новой дисциплины»[1096]. Вопреки всем ожиданиям, машина войны не определяется войной. У нее тройная характеристика. Сначала это была арифметическая композиция образующих ее людей, противопоставленная территориальной организации аппарата государства. Затем «аппарат государства изобрел вид деятельности: труд»[1097]. Конечно, в машине войны тоже работают, но регулируемая деятельность – свободное действие. Наконец, в плане выражения государственный аппарат проявляется через свои инструменты и знаки, тогда как машина войны определяется скорее своим оружием.
Фундаментальный вопрос государства – выяснить, как присвоить машину войны, как ее захватить и заставить себе служить, тогда как машина войны пытается воспротивиться государственным логикам и сохранить свою собственную динамику. Машина войны выражает всю амбивалентность линии ускользания, которая заставляет уклоняться, использовать все линии детерриториализации. Из экстериорности, которую машина войны обозначает по отношению к государству, следует, что государство не мыслит себя без связи с внешним, которой оно подпитывается, тогда как машина войны живет за счет социальной сборки, основная модель которой – номадизм, отсюда «Трактат по номадологии»