Понятие машины войны особенно подходит для осмысления палестинского вопроса, поскольку у этого народа нет ни своей территории, ни государства. Но, помимо этого, его функция состоит в том, чтобы задавать вопрос о средствах предотвращения образования государственного аппарата, несущего с собой бюрократию и подчинение. Это понятие также стоит в центре размышлений о жизни групп, чей эфемерный образ жизни заставляет их постоянно сомневаться в себе, подобно тому, как институциональная психотерапия ставит задачу одновременно с лечением больных подвергать клиническому лечению сам институт психотерапии. В нем заложено и стремление избежать неудачных попыток преобразований в ходе преданных и присвоенных властью революций. В этом случае пролиферация машин войны представляется средством создания эффективного противовеса, позволяющего избежать этих подводных камней. Необходимо множить их до бесконечности, чтобы официальные, молярные институты утратили свое основание, уступив место молекулярным микросетям.
Антрополог Пьер Кластр подтверждает верность тезисов Делёза и Гваттари[1119]. Он показывает, что, вопреки эволюционистской схеме, государство не является ни результатом развития производительных сил, ни результатом дифференциации сил политических. Оно возникает мгновенно, как чистое событие, когда численность сообщества достигает порогового значения в триста человек. Он также показывает, что примитивные общества не только «безгосударственные», но их машина войны направлена на борьбу «с государством». Это «общества против государства». Если война существует повсюду, именно машины войны контролируют любые формы насилия, вступая в конфронтацию с государством, стремясь сохранять сегментированность групп, тогда как оно всегда вынуждено примирять враждующих, чтобы укрепиться. Фигура номада не только отсылает к классическому номадизму, но и становится концептуальным персонажем, позволяющим восстановить сингулярность машины войны. Машина войны – пространство мобилизации, а не присвоения. Ее занимают, в ней не обосновываясь. Используют, не капитализируя.
Экстериорность так понятой машины войны, к тому же подтвержденную работами антропологов, можно найти и в эпистемологии, где в миноритарном режиме существует ряд наук, сохраняющихся за пределами физики. Эта номадическая наука имеет несколько характеристик: гидравлическая модель, создающая потоки, а не твердые тела, модель становления и гетерогенности, а не стабильности, модель турбулентности в открытом пространстве и, наконец, проблематическая, а не теорематическая модель. На основе этой бинарной оппозиции друг другу всегда противостояли две научные традиции. С одной стороны, науки повторения, итерации, а с другой – науки итинерации, блуждающие науки. Творческое начало всегда находилась на стороне номадических, блуждающих наук, чьей функцией было изобретение проблем, тогда как господствующие науки занимались поисками научных решений. Отсюда их потенциальная взаимодополняемость, которая, однако, в итоге заслоняет первый момент, момент инновации, вскоре оттесняемый на задний план эффективностью процедуры, решения, найденного государственной наукой: «Только королевская наука располагает метрической мощью, задающей понятийный аппарат или автономные науки»