.
Еще одна функция машин войны – заставить циркулировать смысл, выходить за пределы, преодолевать замыкание благодаря линиям ускользания в боковом дрейфе. Машины войны должны оставаться активными, поскольку противостоят государству, которое авторы определяют как аппарат захвата. Вместо того чтобы взять марксистское и альтюссерианское понятие способа производства, Делёз и Гваттари определяют общественные образования как «машинные процессы»[1121]. Они различают: примитивные общества, в которых действуют механизмы заклинания-предвосхищения, общества с государством, определяемые своим аппаратом захвата, городские общества, для которых важны инструменты поляризации, номадические общества, главная черта которых – машины войны. Если государство изо всех сил старается капитализировать, присвоить, машина войны обладает «властью метаморфозы»[1122]. Понятие захвата, свойственное государству, берет свои истоки далеко в индоевропейской мифологии и обозначает полюс суверенности. Эта предрасположенность государственного аппарата к захвату и перекодированию ставит проблему меньшинств, которые должны уметь строить машины войны, чтобы выжить.
Здесь делается политическая ставка. Она исходит из того, что множественные микрополитики сопротивления нужно сохранить, чтобы не раствориться в государственной аксиоматике[1123]. В конце 1970-х годов Делёз и Гваттари открыто ссылаются на движение итальянских автономистов, на Франко «Бифо» Берарди[1124], Тони Негри и проведенный итальянским марксистом Марио Тронти анализ роли государственного аппарата в интеграции рабочего класса в капиталистическое общество и необходимости для пролетариата использовать критическую стратегию только после того, как он освободится от своего классового положения.
Чтобы регулировать конфликт между двумя полюсами, аппаратами захвата и машинами войны, и определить новую микрополитику, стоящую на пересечении этической сферы и политического поля, Делёз и Гваттари делают акцент на любимом понятии Делёза: общественном договоре. Именно благодаря договору аппарат захвата достигает успеха, подчиняя себе с амбивалентностью, которая не может быть списана только на добровольную или вынужденную зависимость. Любая артикуляция в более или менее планетарном масштабе, в масштабе карты мира, влечет за собой императив такого переосмысления микрополитики, которое должно принять во внимание пространственные логики, императив геофилософии, способной локализовать и осмыслить множество конститутивных точек различных жизненных сил мировой ризомы. Отсюда потребность в том, чтобы картографировать эти элементы и не довольствоваться копированием фактического положения вещей, экспериментировать, вступать в конфронтацию с социальной реальностью, множа число подходов.