Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография (Досс) - страница 240

. Впрочем, пристальное внимание к контингентности и сингулярности ситуаций побуждает к реабилитации содержания, означаемого, которое до сих пор имело тенденцию растворяться в логиках означивания. Собственный телесный опыт Гваттари, его сны, страхи получают полноправное отражение в семинаре, в нем все идет в дело. Например, Гваттари упоминает о своих первых почечных коликах (они будут у него частыми и особенно тяжелыми) как о выражении угрожающей черной дыры, отсылающей к его страху проходящего времени и конечности существования[1131].

Помимо своих любимых психоаналитических тем, Гваттари открывает семинар и для других дисциплин. В 1983 году он приглашает выступить этнолога Барбару Гловжевски, проводившую исследование снов австралийских аборигенов. Она показывает, что сон выдает не столько индивидуальную проекцию, сколько коллективный мифологический комплекс и объединяет не менее пятисот разных этносов вокруг общего сновидения: «Сон – это и настоящее, и древняя старина. Для меня время, которое одновременно настоящее и древнее, – не историческое время, а время метаморфозы. Это динамическое время, и при этом время трансформации»[1132].

Несколько раз на семинаре Гваттари выступают философ Эрик Алье, а также давний завсегдатай Ла Борд Жан-Клод Полак и Даниэль Сивадон. В докладах, посвященных творчеству, искусству, предпочтение отдается размышлениям о спонтанности в связи с темой импровизации: Филипп Адриан говорит о театре[1133], Ив Бюэн рассказывает об импровизации в джазе у Телониуса Монка[1134], а об импровизации в опере говорит давний товарищ Гваттари по CERFI Мишель Ростен[1135]. Гваттари также приглашает своего друга Энцо Кормана выступить на тему «Шизотеатр». Общая тема для всех – обнаружение следов процесса субъективации везде, где их только можно обнаружить.

В поисках способов субъективации Гваттари связывает их с территориями и средами в соответствии с логическими линиями, которые он называет «диаграмматическими». Вопрос, который он ставит перед собой в «Шизоаналитических картографиях», продолжая «Тысячу плато»: «Как сегодня можно говорить о производстве субъективности?»[1136]. Застряв между подчинением и группой-субъектом, эта субъективность становится заложницей машинных сборок. Все больше научно-технических средств вмешивается в жизнь человека, и такое положение вещей конкретизирует анализ социума с точки зрения машинных сборок: «Ни одна область мнений, мысли, образов, аффектов, нарративности не может отныне избежать власти „компьютерной помощи“ банков данных, телематики»