Мы собирались засветло вернуться на новоградскую сторону, но заблудились в собственном городе. Сокольских отверг предложение спросить дорогу у местных – это было бы не по правилам дрейфа. Стало смеркаться. Через переулок мы увидели соседнюю улочку – ярко-освещенную, с домами, выкрашенными в грязно-белый цвет, и бородатыми людьми в арабской одежде. Оттуда доносился невнятный чужой говор и протяжная музыка, искаженная захлебывающимся от собственной громкости динамиком. Не смотря на охватившее нас любопытство, никто даже не предложил пойти туда и посмотреть. Мне подумалось, что нет ничего невозможного в том, что, сверни мы на ту улицу – и запросто окажемся, например, в Танжере… но вот найдем ли мы потом в Танжере переулок, ведущий обратно в Выжград?..
Мы снова и снова пытались выйти к реке, но вопреки всем нашим усилиям стали опять приближаться к горам. В какой-то момент наш дрейф распался на четыре отдельных дрейфа. Мы продолжали идти рядом, но я уже не был уверен, что все то, что мы видели – мы видели вместе. Только что мы миновали пиццерию, которая уютно обволакивала прохожих своими горячими ароматами, и вот я уже иду по брусчатой мостовой, а вокруг теснятся темные двухэтажные здания с окнами, наглухо закрытыми ставнями, вдоль стен, покрытых копотью, течет широкий источающий зловоние ручей. И потом я вижу холм, и на холме – неподвижная тень, похожая на плаху. Я иду к ней и понимаю, что это не плаха, а трон. Пустой трон, на нем никто не сидит. Юлиус – его глаза смотрят куда-то сквозь меня – хватает меня за руку и начинает ее отчаянно трясти. Его взгляд фокусируется на моем лице. Он встревожен. Говорит, чтобы я не ходил туда, в пещеру, заклинает, чтобы я ни за что не ходил в пещеру.
А затем почти сразу мы вдруг оказались у Аптекарского моста. Перед нами, как ни в чем не бывало, текла Визмять, а по ту сторону горели знакомые огни нового города. Я посмотрел назад: по улице Вацлава Ческу лениво карабкалась пара автомобилей, чуть правее высилась колокольня церкви Урочного Крещения, да и вся староградская сторона казалась совершенно привычной, совершенно выжградской.
Я до сих пор иногда задумываюсь о природе того, что нам довелось испытать во время нашего дрейфа, и все никак не нахожу такого ответа, который оставил бы меня полностью удовлетворенным. Этот пустой трон. Что он должен означать? Жан-Поль часто высмеивал меня, но в чем бы я ни был убежден, в Красногории никогда не было своего короля. А раз не было, то откуда ему взяться и по какому праву? А раз неоткуда, то и не должно его быть… Да, Жан-Поль иногда высказывался по поводу всех этих рассуждений весьма едко, но я не могу держать на него обиду. Тем более, сейчас…