Так, что за дурацкие мысли… Хм, а если бы ему отрастить когти – ну то есть перестать подпиливать, – то в бою капитан смотрелся бы ещё эффектнее. Но с обувью и носками у него наверняка проблемы.
Тем временем Син снова поднимает голову и недовольно надувает губы.
– Сми-ит?..
– Кхм. Да? Что нужно… кхм… делать?
– Взьмите вот ту кисточку, мне нжны полосы на спине. Как у вас с рисованием? – Син половину гласных проглатывает, а другую тянет. Интересно, сколько он выпил?
– Вообще, не очень.
– Ну, вы уж пстарайтесь. Мы с вами – пследний бастион, защищающий живых тигров от выступлений на арене!
Ох, капитана кровью не корми, дай кого-нибудь защитить. Впрочем, может, это и неплохо – без смелых и отчаянно честных рыцарей мир давно бы уже развалился.
Наконец пересиливаю себя и прохожу в комнату. Прямо напротив двери – окно и стол. На нём стоят разноцветные баночки – неожиданное зрелище для подобного казённо-белого помещения. Беру кисточку и тщательно размешиваю краску, пытаясь вспомнить, как выглядят тигриные полосы. Кажется, на спине толстые, а к животу сужаются…
Окно комнаты выходит на запад, то есть на противоположную сторону корпуса, чем кабинет. Ракурс непривычный. На работе из моей приёмной видна парковка, проходная, дорожки и площадка с фонтаном, который сейчас не работает, конечно. Если высунуться подальше, то можно увидеть крыльцо нашего корпуса, в любое время дня там кто-нибудь курит.
А из этого окна видно ровное пространство заснеженных деревьев и торчащие из него тут и там высокие здания, два поближе и одно в отдалении. Как будто поверхность реки, в которую вмёрзли три большие коробки.
Я аж вздрагиваю, когда прямо в ухо раздаётся голос:
– Смит, выступление чрез час. Я не мгу быть плешивым тигром, я ж младой и красивый.
– Да, конечно.
Закусываю губы и наконец-то решаюсь прикоснуться кисточкой к его плечу. Сосредоточенно держу взгляд на своём «холсте», не глядя по сторонам, – меня позвали сюда по делу, а не пялиться на личные вещи капитана. И уж тем более стараюсь не думать о том, насколько он близко – практически голый, твою ж мать…
Когда дохожу до поясницы, Син наклоняется вперёд, опираясь на стол, – и кажется, что если провести пальцами вдоль позвоночника, то он по-кошачьи выгнется и замурлычет. Сознание наполняет мягкое тепло его удовольствия. Хм, ему нравятся прикосновения к пояснице? А что, если бы вместо кисточки провести там языком? Но сейчас об этом думать нельзя – наверняка почувствует. Вот вечером, закрывшись в своей комнате… Дожить бы только до этого…
Возможно, сыграло роль, что я стою настолько близко, или подействовало моё старание отвлечься чем-то внешним от невольно возникающих в сознании образов, однако я чувствую возбуждение капитана всё ярче – и вдруг посреди него мелькает образ полуголой блондинки с ярким макияжем. От неожиданно ударивших меня смутных, но однозначно неприятных чувств прикусываю губу до крови. Внутри мгновенно разворачивается ярость – какого чёрта он фантазирует о шлюхах в моём присутствии?!