Повешенный (Сагакьян) - страница 25


Еще один сон Петра Яхонтовича

Утренний, молочный от тумана лес, топорщился сосновыми иголками и перьями папоротника.

Он с трудом пробирался через колючие ветки, отодвигая их руками от лица, но ветки упруго возвращались и стегали по шее, голове и плечам. Впереди маячила поляна, до которой он никак не мог добраться. На поляне высился огромный разворошенный муравейник, в котором между сухих палочек и иголочек копошились рыже-черные муравьи вперемежку с продолговатыми белыми каплями муравьиных яиц. На муравейнике лежала голая Лиза, бесстыдно раскинув ноги в туфлях на высоких, прозрачных каблуках. Муравьиные ручейки охотно и деловито бегали по Лизиному телу, а вот у него все никак не получалось подойти поближе. Сосновые, тяжелые ветки, то и дело всплывающие перед его лицом все время скрывали все самое интересное. Он стал их, эти ветки, в бешенстве и с усилием ломать, до колкой боли в ладонях и наконец вывалился на полянку, где и застыл по колено в молочном киселе тумана.

Муравейник был пуст. В том смысле, что муравьи никуда не делись, хотя и были уже не так многочисленны и деловиты, а вот голая Лиза исчезла. Он пинками стал ворошить тягучий, но поддающийся муравейник пока не увидел человеческую руку, схватил ее и начал тянуть на себя. Из-под сухой бересты, желтых, прошлогодних иголок и прочего лесного мусора показалась голова давешней кондукторши из трамвая. Глаза, нос, рот, шея, обнаженные плечи. Он хотел перестать тянуть кондукторшу из муравейника, но рука кондукторши никак не отлипала от его руки. Вслед за полными обнаженными плечами из муравейника показалась огромная, отвратительно висящая грудь. Он отвернулся и побежал обратно в чащу, все еще держа кондукторшу за руку.

И так и бежал, не отпуская, пока не проснулся.

* * *

Премьера состоялась в первый день весны. Лед хрустел под ногами. Петр Яхонтович не спешил, без него ведь не начнут. Он стоял и смотрел как падает редкий, но такой крупный снег. Наверное, последний, подумал он. Больше уже, вероятно, не выпадет. Он поймал себя на том, что раньше гораздо чаще обращал внимание на выверты погоды и изменения внешней среды. Бывало, что утром непременно смотришь на градусник за окном, или слушаешь как дождь или оттепель барабанят методично по жестяному подоконнику, или она говорит ему утром «Надень шарф! Там холодно, горло застудишь», а он все равно забывает и потом весь день думает, что она ему скажет вечером: «А я тебя предупреждала!». Или раньше он точно знал, когда зацветет сирень. Или черемуха. И все, чем можно было дышать и наслаждаться. И что такое «бабье лето» и «бархатный сезон». А сейчас как-то стало все равно.