Я даже хотел, чтобы браконьер какой с подстреленной косулей мне попался, или лесной ворюга со срезанным молодым дубком. Зачесались бы тогда чушки вшивые, рожи паршивые, чёрным меченные, грыжей мученные, червями точенные… Плохие люди мне не попадались. Все окрест знали, что не стоит с лесом деда-ведьмака связываться, потому как досочки из украденного дуба в самый раз на гроб сгодятся.
А ещё дед учил из воска или глины лепить куклы, которые называл смешным словом «вольты». То название напоминало мне электрические лампочки, но взаправду куклы предназначались для наведения порчи на обидчиков. Если при лепке напихать в них волос, ногтей и разной гадости от плохого человека, окрестить его именем, а потом вызвать заклинанием из дедовой Книги рогатого бога Гернунноса, то мёртвая глина обратиться чувствующим подобием врага, которую можно колоть и резать магическим ножом, даже убить, если угрожающее или причинённое зло не прощаемо. Дед говорил, что такое возможно совершить лишь в крайнем разе, по справедливости, когда другого выхода не найти, потому как неправедное отмщение – страшный грех и возвратиться колдуну сторицею.
Порою дед брал меня в объезд на дальние стражи. Эти поездки были занимательными путешествиями, во время которых я узнал гораздо больше, чем на будущих уроках биологии, географии и прочих ботаниках. Вот только математики дед не любил, считая её наукой Князя мира сего (как непонятно объяснял). Я тоже не любил, хоть не знал тогда ещё о Князе и его правлении.
Но больше всего с той поры мне запомнились вечера, проведённые возле костра, если была хорошая погода, или возле печки в избе. Там я впервые услышал о Робинзоне и Дон-Кихоте. Однако самое важное, чему учил меня дед: чувствовать за реальным нереальное. Особенно хорошо это получалось у костра, когда мы сидели на вырванном из темени маленьком островке, а вокруг простирался беспросветный мрак. В том мраке двигались неясные силуэты. Я поначалу их боялся, но дед пояснил, что невидимые силы сами по себе не более враждебны, чем вода или огонь. Если мыслями и поступками их не притягивать, то они людей не тронут.
А ещё дед рассказывал, что мы жили на Земле много раз. И ещё будем жить. Никто не умирает, а сбрасывает тело, как конфетную обёртку и возвращается Домой – на небо. Что моя бабка, дедова жена, не умерла, а вернулась к родным душам, отбыв земной строк. Возможно там, Дома, мы с нею встречались до моего рождения, и ещё встретимся.
Я верил деду восторженной детской верой, будто вспоминал давно известное. Мне было легко и свободно оттого, что смерти нет, и я никогда по-настоящему не умру, а стану другим! Никто из моих родных не умрёт: ни мама, ни отец, ни дед!