С лет пятнадцати я стал реже наведываться к деду. Я уже не принимал на веру его сказки, а действительность учила совершенно иному, реальному, которое можно увидеть и потрогать.
Дед чувствовал перемену, не навязывался, не поучал, ни о чём не расспрашивал. Он всё так же отшельничал, но не болел, и казалось – не старел, оставался древним и постоянным, как окружавший его зелёный мир.
1975 – 1978. Село в Городецком районе
Первое книжно-школьное детство и второе – лесное, сплетались между собой. Они вошли в меня, нераздельны, неотделимы.
Но было ещё третье детство – захватывающее, стыдное, а потому – тайное. Третье детство застыло во мне, как мушка в янтаре, почти не проявлялось, лишь порою лёгонько пощипывало в животе и будило Демона. Оно было самым любимым моим скелетом в шкафу, поскольку вспоминалось гораздо чаще двух остальных.
Началось третье детство в блаженное дошкольное время. Тогда меня надолго к деду в лес не отпускали, и я на летние каникулы уезжал к отцовым родителям в село.
Жизнь там была вольготная, райская. Кем-то установлено, что в мире мальчиков рождается больше, чем девочек, но третье детство грубо попирало такое соотношение. В бабушкином переулке на краю села я оставался единственным мальчиком на шесть девочек от пяти до десяти лет – и местных, и приезжих.
Разумеется там были другие дети – постарше, но малышню они к себе не допускали, а нам того и не хотелось. Разве что старшая из местных девчонок, тогда уже десятилетняя Алка, намазав губы огрызком мамкиной помады, крутилась поблизости курящих подростков. Внимания они на пигалицу не обращали, а то и прогоняли стыдными словами.
Так у нас образовалась своя ватажка. Верховодила всё та же Алка, называвшая себя королевой. Она жила с матерью-алкоголичкой и не по возрасту была посвящена во многие взрослые секреты, которыми порой делилась, загадочно закатывая глаза. Впоследствии Алка стала виновницей будущих стыдных приключений, приведших к разгону ватажки, но это было потом, когда я второй класс закончил.
А до той поры мы, уподоблённые неискушённым ангелам, предавались детским забавам, определенным возрастом и пытливой детской природой: бродили окрестными лугами за селом, плели венки, строили домики из песка, ловили рыбу и головастиков на болоте.
По Алкиному хотению в той идиллии присутствовали некоторые опыты постижения нашей половой принадлежности, но были они невинны и лишены порока, осознание которого наполняло бы их взрослым смыслом.
Будучи в ватажке единственным мальчиком, я стал объектом девчачьих исследований. Нагулявшись, мы шли в одно из наших тайных мест, где играли во врачей, в папу-маму или трогания, к которым всё и сводилось.