Шаман надел золотой ошейник на гаура и достал калингу с тремя лезвиями. По людским рядам прошел недоуменный гул.
– Аитбек, так нельзя, – сказала Грота. – Надо отпустить животных. Изых разгневается на…
Шаман схватил гаура за гриву, закричал «Во славу Изыха!» и ловко перерезал ему горло. Кровь хлынула на ошейник, ленты и красную грудь. Гаур повалился на передние ноги, затем набок. Кровь залила синюю траву и желтые цветы. Юродивый захлопал в ладоши, окунул палец в кровь и сунул в рот. Люди закричали.
Шаман направился к овцебыку с окровавленной калингой.
– Ты сошел с ума, – прошептала Грота.
– Если землю полить кровью, гуще растет трава, – сказал старую пословицу Аитбек и почесал большую, коротко стриженую голову. – Почему мы всегда отпускаем животных? Они и так обречены. Их надо приносить в жертву. Когда мы проводим Дыгыр Даих, то режем кучу скота.
– Это жертвы Тэйангу, – возразила Грота. – Там мы обязаны…
Аитбек пожал все еще широкими плечами. Когда-то, в дни молодости, он был непобедимым воином. Громадным, готовым к смерти, с неистовыми зелеными глазами. Теперь потолстел и мучился от болей в ногах и желудке. Но отвагу не растерял.
– Изыху придется привыкать к крови, – сказала Алтыншаш. Внешне дочь пошла в мать, юная ослепительная красавица с золотыми волосами до пят. А вот характер отцовский, боевой и высокомерный.
– Не встревай в разговор родителей, – сказала ей Грота. – Любимый, останови церемонию.
Шаман с криком зарезал овцебыка. Род кахасков гудел. Овцебык повалился на землю, ноги тряслись в судорогах. Белоснежная шерсть окрасилась кровью. Дурачок подскочил к овцебыку, показал язык, пнул в брюхо и закричал:
– Вот, Изых, отведай красной похлебки!
Архар, огромный телохранитель Аитбека, смуглый до черноты, обнаженный по пояс, подошел к юродивому, протянул руку, чтобы схватить. Но дурачок отбежал, замычал на Архара, похлопал себя по заду. Кахаски засмеялись.
Архар тронул рукоять халади, глядя на дурачка. Аитбек крикнул:
– Оставь его.
Шаман подошел к зуброну. Вместо калинги держал халади. Прошептал заклинание на ухо животному, успокаивающе похлопал по шее. Зуброн молчал, только хлестал хвостом по бокам, отгоняя насекомых.
Шаман опять крикнул «Во славу Изыха!», и вонзил халади зуброну в грудь, целя в сердце. Зуброн взревел, опустил голову и ударил шамана рогами. Шаман отлетел в сторону и остался лежать. Зуброн подбежал к нему и принялся топтать. Халади сначала торчал в груди животного, потом упал. Поднялась пыль, тело шамана беспомощно моталось под копытами. Кахаски вопили и улюлюкали. Дурачок сунул пальцы в рот и свистел.