– Да.
– Они прилетят сюда на таких же совершенных кораблях, как и тот, что разнообразил отражение природы на холсте?
– Глазастик? Нет, на ещё более совершенных. Мой корабль уже стар, чтобы считаться венцом того, что смогли мы изобрести.
– Мне всегда казалось, что совершенство – незыблемая величина застрявшая в собственной темнице. Никогда мне ещё не доводилось видеть её в выстроенном разумом мире. Но я понимаю твою логику.
Я тщательно вслушивался в то, что переводил мне компьютер, прокрутил несколько раз ответ, но вновь не смог постигнуть смысла. Какими-то загадками говорил человек. Либо ещё слишком плохо был разобран их язык.
Художник тем временем спросил ещё:
– Наверняка ты не один разведчик, вас много.
– Сотни.
– Не мало. Не мало. Так что же вы все ищите в космосе?
Я пожал плечами.
– Наверное, разум.
Даже за щедрое вознаграждение я бы не смог пояснить, почему сказал «наверное». Возможно потому, и я это понял, когда был задан прямой вопрос, что мы уже перестали искать его. Разум. Он обесценился с точки зрения экономики, развития, прогресса: той модели мира, что нагромоздилась у нас дома. Десятки сильных доводов прогнали его с информационного поля.
Человек улыбнулся.
– Разум. Изрядно же вы отклонились от курса.
– Изрядно… почему? – не сразу понял я о чём говорил мой странный, в чём я уже не сомневался, собеседник.
– Потому что разум надо искать в первую очередь в самих себе, а не на далёких планетах. На других планетах ищут или ресурсы или ответы на совершенно иные вопросы.
– На какие же?
Художник пожал плечами.
– У каждого они свои. Однако всё одно. Да, всё одно.
Старик вдруг начал рисовать так быстро, что я едва успевал уследить за его рукой. Я понял, что ему не нравится Глазастик в нынешнем виде. Он был чужеродным пятном на картине.
Рука двигалась, кисть рисовала, а тело его оставалось неподвижным. Я испытал восхищение. Как мог слепец так ясно видеть?
Какими-то тайными художественными приёмами он вписал корабль в окружающий его мир. Теперь он не казался чужим, оставаясь при этом инопланетным гостем.
– Мне кажется, что так лучше, не находишь?
– Да, мне нравится, – согласился я.
– Это хорошо.
– Как ты можешь писать?
Человек улыбнулся, видимо он давно ждал такой вопрос:
– Ты спрашиваешь, потому что видишь, что я слеп?
– Да.
Старик склонил голову на бок, точно обдумывая ответ.
– Знаешь, я и сам не могу тебе сказать, как получается, что кисть ложится на холст ровно так, чтобы получалась картина. Как и не могу сказать, как вижу то, что переношу на холст. Видимо, всё дело в том, что мне повезло избавиться от посредничества глаз, часто отвлекающихся на ненужный блеск и научиться обращаться напрямую к сердцу.