И вот сейчас она, с упорством ледокола, проламывается к середине. Живее всех живых.
Призраки не бывают такими… телесными.
Пошатываюсь, готовая снова упасть.
Она успевает меня подхватить за талию, грозно зыркает на всех собравшийся.
— А ну разошлись! — гаркает, как в былые рыночные времена, когда её боялись даже местные рекэтиры. — Считаю до трёх, а после вам уже и Фотошоп не поможет…
Толпа рассасывается моментально. Остаёмся только мы, Сан, амбалы и Давлат…
— Зинаида Сафроновна, — бормочу, полулёжа в могучих объятиях, — вы… ну как?
— А вот так! — перекривляет она. — Давай, вертикаль принимай. — И на мужчин зло: — Совсем девчонку уездили.
— Так вы живая? — продолжаю я, потому что сложно поверить в реальность человека, которого хоронил.
— Как видишь…
— Но у вас… у вас… руки холодные!
— Это от рыбы, — хмурится она. — Я здесь этот, как его, сушист! — И достаёт из кармана огромный тесак. — Ну, — говорит, потряхивая орудием, — кого первого выпрастываем?
— Зинаида… ик… Сафроновна… ик… — Сан примирительно поднимает руки вверх. — Вы… вы всё не так поняли… Вы должны были появиться в следующем эпизоде…
Но женщина прёт на пролом:
— Щаз ты у меня пожалеешь, что вообще на свет появился…
Амбалы бросают Давлата, который кулем валится на пол, и кидаются на помощь боссу.
Я бы подбегаю к мужу, обнимаю, опускаюсь рядом на колени и шепчу:
— Я тоже… Сильно… С первого взгляда…
Давлат улыбается, гладит меня по волосам и говорит:
— Значит, будет парный стриптиз…
Мы целуемся, а за нашими спинами разворачивается трагедия.
— Не-не, босс, тут вы сами. Мы женщин не бьём! — это амбалы сдают позиции и начальство.
— Это же не женщина, это демон! — икая, верещит Сан.
— Демон! — подхватывает Зинаида Сафроновна. — Это ты ещё демона не видел! — и поудобнее перехватив тесак, прёт на него…
Сан с воплем срывается и убегает прочь, наша женщина-призрак, несётся следом, топоча и матерясь при этом отнюдь непризрачно…
Мы с Давлатом упираемся лбами, переплетаем пальцы и смеёмся…
Глупые…
Стоя на коленях посреди грязного коридора…
Захлебнувшись счастьем…
Смеёмся…
Как хорошо, что я выдержала тьму, не убежала и… попалась.
Кажется, на ближайшие сорок девять лет.
* * *
Чувствую себя засушенным цветком — тронь посильнее и рассыплюсь. Внутри пустыня. Выжжено. Сухо.
Наверное, я умерла…
Мы снова в доме Башира Давидовича. Старик сидит в кресле и наблюдает за происходящим. На благородном лице — печать разочарования. Любимый внук подвёл его.
Огромная гостиная полна людей — демонтируют всякую снимающую и записывающую аппаратуру.
Как же гадко. Гадко понимать, что то, что касалось важным, транслировалось в эфир, служило развлечением для пресыщенных снобов.