И не дорастет!
— Вы — дура! Я — не такая! Я скажу... — голос Риты дро
жал и обрывался. Она не знала, кому и что она может ска
зать. но колючая обида горячим тугим комком застряла в
горле.
— Пе надо... Не говорите никому! Я пятнадцать лет рабо
таю в операционной. Меня просто так не посылают на дом.
Я понимаю. Y вас знакомства. Не жалуйтесь. Меня могут ли
шить куска хлеба. Муж больной, девочка, девятый год ей. Одна
их кормлю.
Рита молча подошла к столу. Она потянулась к маслу, но
на полпути рука ее нерешительно вздрогнула и замерла. Папа
говорил: жадные люди — плохие. Я ж е не себе. Y ней дочка
21
голодная. Нет, не дам ничего. Хоть бы тетя словечко сказала.
Спросить? Не спрошу! Дам! Я сегодня наемся. Рита торопливо,
словно боясь раздумать, схватила одну из банок, стоявших на
столе.
— Возьмите. Это вам.
— Y меня нечем заплатить, — хрипло ответила медсестра.
— Возьмите так... Задаром... Дочке суп сварите. Ей по
лезно, — скороговоркой, захлебываясь уговаривала Рита.
— Возьми, сестричка... Чего уж там. Поди ко мне, Рита.
Спасибо тебе... Дай я глазыньки твои посмотрю. Я уж было
худое подумала, когда ты эти разносолы на стол выклала.
Прости меня, дуру окаянную. — Худенькие пальчики Риты лас
ково и благодарно обняли шершавую ладонь старой тети. Так
и застыли они, взявшись за руки, как две маленьких девочки,
играющих в неведомую взрослым игру.
ПАМЯТНЫЙ ВЕЧЕР
Ким ожидал Риту у ворот.
— Почему опоздала?
— Тетя не спала.
Ким недовольно буркнул что-то и повел Риту в дом. Ди
ректор жил в небольшом особняке. До революции в нем про
живал небогатый купец. Перед войной здесь помещалась кон
тора, ликвидированная за ненадобностью. А последние три с
половиной года в его пяти комнатах хозяйничала мама Кима.
Просторный светлый зал оглуши;! Риту разноголосым гомоном
и смехом.
— Знакомься, Рита. Сын главного врачевателя города Гена.
Высокий круглолицый парень лет двадцати, одетый про
сто и скромно, поморщился, неприязненно посмотрел на Кима
и молча протянул Рите руку.
— Витюша. Папа его...
— Давай без пап, — грубо оборвал Витюша.
22
— Молчу. Когда говорит торговля, подчиняются короли.
Коля — наш поэт, — представил Ким широкоплечего черно
волосого парня с узким убегающим лбом. — О папе его — ни
звука. Таинственность!