— Я только что разговаривал с Джоном Барком, — без предисловий начал художник. — Это отец мальчика, которого убили. Вы явно слышали про Рафаэля, его работа. Так вот Джона из США вызвали наши полицейские.
— И что же сказал Джон?
— Он в шоке, — заявил художник, привычным жестом отбрасывая волосы со лба. — Хавьер не единственный его сын, у Джона вторая семья в Америке, там две дочери, близняшки, на год младше Хавьера. Но он в шоке. Винит во всем жену, потом просит прощения. Плачет.
— Слезы помогают не сойти с ума в такой ситуации. Можете передать ему мою визитку, я буду рада помочь пройти это.
Сэм улыбнулся. Улыбнулся обворожительной и усталой улыбкой очень взрослого, успешного и утомленного этой успешностью человека. Его серо-зеленые глаза без интереса скользнули по лицу Аделии и остановились на пустой чашке из-под кофе.
— Мы познакомились с ним несколько лет назад. Я строил поселок, в котором Джон купил дом. Он был одним из первых покупателей, и тогда я самостоятельно вел сделки. Он показался мне забавным, сумасшедшим ученым. А еще — очень счастливым человеком. У меня тогда не все ладилось в браке, и его откровенное счастье с женой казалось мифом. Или чудом. И вот как оно все обернулось.
— Есть вещи, Сэм, которые не зависят от того, что было до.
— Одна мысль мне не дает покоя, — будто не услышав ее, продолжил Самуэль. — Будут ли еще убийства? И если будут, то где. Очень надеюсь, что этот псих обойдет стороной мой поселок.
— Вы говорите так, потому что боитесь, что его имя свяжут с вашим? Или потому что такая связь повлечет за собой убытки?
Мун вздрогнул.
— Вы как всегда жестоки, доктор, — чуть слышно проговорил он. — Меня беспокоит и то, и то, если говорить откровенно. Но деньги я смогу заработать, с ними нет проблем. А вот репутацию восстанавливать будет значительно сложнее.
— Вы боитесь только за это, Сэм? — Аделия изобразила недоверчивость. — Никакого страха за своих детей или детей близких?
Он улыбнулся и покачал головой.
— Я не думаю, что это псих настолько псих, чтобы навредить мне, или моим детям, или детям моих друзей. Полиция молчит, а я не специалист, чтобы строить догадки, почему он так сделал, почему выбрал именно этого мальчика, и что за послание к ангелам.
— А как вам предположение, что он художник, как и вы?
— Все творческие люди немного сумасшедшие, доктор Ковальская, вам ли этого не знать.
Аделия вернула ему улыбку. Сэм странно нервничал. Он не находил себе места, хотя и старался держаться. Доктор чувствовала это нервное, напряженное состояние и ждала, пока он достаточно расслабится, чтобы поделиться с ней. Сэм начал к ней ходить после смерти жены, и с течением времени их беседы превратились просто в слив эмоций, глубокой терапии ему не требовалось. Аделия предложила остановить курс за ненадобностью, но художник отказался, был согласен платить больше. Иногда он говорил что-то интересное, и тогда доктор понимала, что это не пустой заработок денег, а работа. А как-то он принес ей ее собственный портрет. Маленький, аккуратный, выполненный маслом в фирменной технике Муна. Почти фотография, а не портрет. Аделия не спала с клиентами. Но кто запретит ей принимать от них подарки?