Столовая была полупустая, но вдруг двери распахнулись, и ввалилась пестрая толпа девиц-первокурсниц во главе с Вольпиной. Следом за ними тащились парни – пять или шесть человек, взиравших на Вольпину с выражением счастливого идиотизма на лицах. Она по-королевски села за центральный столик, рядом с ней пристроились три девицы, а остальные расположились за соседними столиками, хотя места рядом с Вольпиной ещё были.
– А она-то что здесь забыла? – недовольно проворчала я. – Дома не кормят?
– Она на интернатном обучении, – пояснил Анчуткин, оглядываясь и расплываясь в глупой улыбке. – Она сирота, из Армении. Ей жить негде.
Мне стало совестно, но даже это не добавило любви к синеглазой красотке. Я с неодобрением смотрела, как три подружки Вольпиной, пошептавшись, пошли делать заказ (прихватив, между прочим, четыре подноса!), а Вольпина осталась за столиком, вынула зеркальце и начала прихорашиваться – приглаживала волосы, поправляла челку.
«Чистит перья, как утка», – подумала я.
«Свита» за соседними столиками наблюдала за Вольпиной со щенячьим восторгом. Анчуткин, между прочим, тоже позабыл рассказывать про свой петерсит и таращился на Вольпину, как на чудо.
Я мрачно отправила в рот еще кусочек холодца и со стуком положила вилку.
Анчуткин очнулся и смущенно хмыкнул. Он даже передвинул стул, чтобы сидеть спиной к Вольпиной, но то и дело косился на нее.
Я стул передвигать не стала, и мне было прекрасно видно, как подружки принесли подносы, выставили на стол тарелки, чашки и кружки, радостно щебеча при этом, а сама Вольпина благожелательно слушала их, не делая ни одной попытки придвинуть к себе тарелку или кружку.
– Они у нее в рабстве, что ли? – спросила я. – Не царское это дело – поднос таскать?
– У нее девяносто восемь и пять процентов! – сообщил Анчуткин, едва не повизгивая от восхищения. – Представляешь?!
У Ленки было восемьдесят пять процентов волшебной силы. Если Бориска не врал, то Вольпина и в самом деле была одной из сильнейших особей класса «А». Только и это разозлило меня еще больше.
– Ах-ах! – закатила я глаза, но Анчуткин сарказма не понял и принял все за чистую монету.
– Она крутая! И на превращениях в первый же раз так легко обернулась, что Барбара Збыславовна сказала – настоящее дарование! А на артефакторике…
Он принялся расписывает таланты Вольпиной с таким же энтузиазмом, с каким только что рассказывал про петерсит.
Наверное, я точно двинула бы Анчуткину по голове, чтобы замолчал, но он замолчал без моей помощи – потому что Вольпина оглянулась, вдруг поднялась из-за стола и направилась к нам танцующей походкой.