Но Сэлу повезло – все были заняты щенком, и никто не стал вспоминать, при каких обстоятельствах и в какой день к ним приходили оленеводы. Он незаметно выдохнул и решил на всякий случай помалкивать.
– Как назовёте его? – спросила мама, обращаясь ко всем сразу, и все, включая отца, загалдели.
– Тихо! – вдруг воскликнул Ансе. – Мама, а давай ты сама дашь ему имя?
Мама приподняла задумчиво бровь.
– Хмм, дайте подумать. Назвать его по его цвету было бы слишком скучно. Может, назовём его Рафу – звонкий?
Щенок громко тявкнул, и все рассмеялись.
– Нэни, посмотри, готово, – сказала мама. – Доставай посуду.
Мясо было готово, Нэни поставила большую форму посередине стола, и все накладывали себе в миски фасоль и тушёную зайчатину. Нэни строго следила, чтобы тем, кто отсутствовал за столом, тоже осталось по порции.
– Уф, как вкусно. Вот бы каждый день есть зайчатину, – мечтательно вздохнул Арет, вытирая рот куском хлеба.
– Ну и что ты будешь делать, когда съешь всех зайцев в долине? – Тамир откинулся на стуле и незаметно распустил поясок штанов.
– Их невозможно съесть всех, они плодятся, как бешеные. Их всё ещё слишком много. С того года, когда лисы заразились и дохли по всем склонам, помнишь? Нам было лет по шесть. На следующий год эти ушастые заполонили долину и погубили столько посадок! – сказал Арет, явно сожалея, что текущий год выдался не таким «урожайным» на зайцев.
Аяна тоже помнила тот год. Именно тогда от той же неизвестной болезни, которая уменьшила поголовье лис, умирали и люди. Маленький Барр тоже заразился, как и родные Кори. И, как и они, ушёл в страну духов.
Она подняла глаза на маму, в страхе, что она тоже вспомнит события того года, но мама не слышала: она наклонилась к Рафу и протягивала ему кусочки вяленого мяса, трепала его за мягкие уши, а он сидел и по-собачьи улыбался.
Из сарая вышла Оша, которая всё это время отсыпалась после долгого похода в горы. Она была худовата даже для гончей, седая морда выглядела заспанной. Конечно же, ей было мало той каши с мясными обрезками, которую Нэни поставила рядом с ней на конюшне. Она целенаправленно шла к столу, чтобы положить длинную грустную морду кому-нибудь на колени и печальными влажными глазами следить, как его ложка движется к тарелке и обратно, пока он не сдастся под умоляющим, жалобным взглядом и не начнёт кидать ей под стол куски своей еды. Менее всего Оша ожидала увидеть ещё одну собаку, хоть и маленькую.
Она замерла на месте, потом резко легла на землю. Хвост мелко дёргался, шея была напряжённо вытянута, нос без остановки двигался. Рафу подбежал к ней, но она глухо зарычала и с неожиданной для её возраста прытью отпрянула назад. Это повторялось несколько раз, пока она не поняла, что такие манёвры лишь отдаляют её от стола и еды на нём. Она обошла Рафу по широкой дуге, косясь на него и порыкивая, подошла к отцу и положила голову на его колени.