– Я пойду с тобой, – сказала она, слезая с телеги за ним у следующей деревни.
– Не вздумай, кирья, – тихо произнёс он, и голос был необычно низким. – Не двигайся с места, пока я не приду.
Аяна перепугалась. Она сидела на повозке, изводя себя, пока он не пришёл, а на следующий день, пока он отсыпался, разглядывала его и с ужасом обнаружила кровь на его рубашке и штанах.
Внутри всё застыло. Она сидела с поводьями в руках, а за повозкой бежал привязанный Ташта.Нет, нет. Это не на самом деле. Не может быть.... Как она могла допустить, чтобы ради неё он пошёл на такое?
Два ублюдка в Хасэ-Даге. Они пришли, чтобы забрать кошель. Он что, теперь такой же? Верделл, с которым она провела столько месяцев в пути, спала спиной к спине и ела из одной тарелки?
Она окончательно извелась к вечеру, и, когда он проснулся, чтобы сменить её, не сразу даже расслышала, что он обращается к ней.
– Кирья, ты слышишь? Остановись, говорю, ты проехала мимо деревни. Дай-ка я зайду, поищу работу, а потом сменю тебя.
Она остановила лошадь и замерла. Между лопаток будто кто-то нож приставил, и Аяна сидела неподвижно, пока наконец звук шагов вывел её из оцепенения.
– Поехали, – крикнул Верделл. – Давай!
Он запрыгнул на телегу, и она молча тронула лошадь. Верделл сел сзади и пересыпал монетки в кошель. Она слышала звон. Слишком много. За дрова столько не платят. Он подходит сзади, со спины, и резким движением снизу... Как тогда, в постоялом дворе. Только теперь бандит – он. Верделл говорил, что слабых обижать нельзя. Как получилось, что он изменился? У него нож, это уже делает его сильнее ни о чём не подозревающей жертвы.
– Давай я сменю тебя, – сказал он. – Ну?
– Верделл, не надо идти на это ради меня, – сказала Аяна бесцветным голосом.
В горле стоял ком. Хоть бы этого не было. Хоть бы можно было стереть это, как Ансе стирает неудачные линии, как она сама распускает вязание до ошибчной петли и исправляет рисунок.
– Ты о деньгах? Да ну. В первый раз помучил, конечно, до сих пор стыдно. А теперь чик – и готово, денежки в кармане. Они даже заметить ничего не успевают, не то что пикнуть.
Аяна сидела прямо и кусала губы, пытаясь не заплакать. Скула свело от напряжения, а в голове метались мысли. Он пошёл на это ради неё! Это она виновата! Ей нет прощения. Это она тогда спросила о деньгах... Она сделала его таким, и за каждого, кого он обидел, отвечать должна она.
– И много ты так... уже... Верделл?
– Да не меньше десяти. Больше, наверное. Жалко их, конечно, живут себе, не трогают никого... но что поделать, деньги нужнее. Ну, и деревенским есть охота.