Она подтянула рубашку на место и осторожно положила засыпающего мальчика обратно в колыбель.
– Я устал, – сказал Верделл с порога, приоткрывая дверь рукой. – Можно войти?
– Заходи, – тихонько кивнула Леста. – Я принесу молока.
У Верделла задрожал подбородок, и она удивлённо подняла брови.
– Что с тобой?
– Не обращай внимания. Он очень любит молоко, но не видел его уже больше двух месяцев. Мы ели почти одну дичь и грибы, – улыбнулась Аяна. – А зерно берегли.
– Садитесь, я угощу вас, – рассмеялась Леста.
Она вынесла кувшин молока и хлеб, а потом снова ушла за занавеску и вынесла сыр.
Теперь задрожала уже Аяна. Леста глядела на них и смеялась.
– Вот бедолаги, – сказала она. – Ешьте. Спать будете на сеновале.
– Кирья, ты узнала про лошадь? – спросил Верделл, откусывая хлеб и с наслаждением запивая его молоком.
– Я сказала твоей жене, что здесь вы лошадь не найдёте. Вам надо ехать дальше. Мой муж отвезёт вас завтра.
– Спасибо, Леста.
Они подмели двор и натаскали воды в сарай для скота, а Верделл нарубил ещё дров и полил большой огород за сараем. За забором то и дело появлялись любопытные головы соседей, но, как только Аяна выпрямлялась поприветствовать, те отворачивались и уходили, будто случайно проходили мимо.
– Я же вам говорю, – сказала Леста, посмеиваясь. – Уже к вечеру на всех завалинках будут чирикать говорливые пташки.
К вечеру пришёл Санеш. Его явно не обрадовали нежданные гости. Он отвёл Лесту за занавеску, и они о чём-то долго перешёптывались. Потом он вышел, но продолжал поглядывать на Верделла с подозрением.
Когда стемнело, Леста отвела их на сеновал.
– Только не ходите по двору, когда с утра проснётесь. Санеш беспокоится, что вы бедовые люди, – сказала она.
– Что такое бедовые люди? – спросила Аяна, когда Леста ушла.
– Бандиты. Те, кто делают дурные вещи. Грабят, бьют...
– Мы похожи на людей, которые это делают? – изумилась Аяна.
– Кирья, не суди о людях по тому, как они выглядят, – грустно усмехнулся Верделл. – Давай-ка спать. Я сильно устал.
Он зевнул и моментально уснул, а Аяна лежала в темноте под одеялом из мохнатой коровьей шкуры и смотрела на звёзды, которые медленно проплывали над ней в щелях между досками крыши.
"Тирьям! Тирррь-ям! Чиль, чиль, чиль! Уить! Уить!" – пела настойчивая птичка где-то неподалёку.
Аяна села и потянулась.
– Верделл, просыпайся! Рассветает! – Она погладила его непослушные тёмные вихры.
– Мама... – пробормотал он. – Отстань, ма-ам...
– Верделл, просыпайся!
Он повернулся на бок и поднялся на локте.
– Ты сейчас такой сон мне разбила, кирья, – грустно сказал он. – Такой сон. Мне мама снилась.