Наверх по склону в окружении вездесущих кипарисов тянулась аллея, мощённая шершавыми каменными плитами, и от неё, как жилки от черешка листа, в разные стороны отходили более узкие дорожки. Они ныряли в кружевную тень ив над прудами с маленькими фонтанами или уводили в зелёные лабиринты из подстриженных кустарников, где стояли мраморные статуи людей и оленей, поросшие мхом или, наоборот, начищенные и блестевшие на солнце. Дорожки обводили гуляющих мимо клумб с большими розовыми кустами и тянулись под длинными галереями арок, увитых ноктой, чьи стволы и листья составляли кровлю галереи, а роскошные фиолетово-розовые грозди цветов свешивались через деревянные решётки, роняя нежные увядающие лепестки под ноги, на плечи и на волосы гуляющих.
Парк был очень большим. Аяна брела по дорожкам, забыв про кровавые мозоли на ногах и даже про солнце, которое изрядно припекало макушку, когда они с Гелиэр выныривали из зелёной тени деревьев на яркий свет. Этот парк не был похож на парки во дворце орта Давута. Там всё, совершенно всё было выметено, вычищено, выстрижено, убрано, подрезано, отмыто и приведено в соответствие с законами гармонии, какой её представляли в Фадо. Здесь же, помимо явных усилий садовников, явно присутствовала ещё и рука самой природы, с которой те, кто ухаживали за парком, пытались безуспешно бороться, и следы её вмешательства были видны везде: в зелёном бархате мха на цветочных горшках, в птичьих гнёздах на высоких ивах, во внезапно проросшем между плитами стебле растения, очень напоминавшего летунок из родной долины. Парк был живым. Он дышал и рос. Это было красиво.
Аяна всматривалась в гуляющих. Они с Гелиэр были одеты скромнее всех. По дорожкам плыли будто живые клумбы из роз, лилий, юсты и мирабилий, оттенённых, словно листьями, более тёмными или блеклыми платьями капойо и дэсок, всюду на солнце мелькали цветные веера с большими яркими кистями из седы. Аяна проклинала свои туфли, но ясно теперь понимала, что те, удобные, были бы здесь так же неуместны, как, к примеру, хряк, прямиком из свинарника забежавший в столовую во время званого ужина кирио в поместье.
Гелиэр свернула на одну из тропок и пошла по ней, удаляясь от центральной широкой дорожки. Она шла медленно, прикрываясь веером и бросая косые восхищённые взгляды на клумбы, над которыми кружились большие бабочки, и на маленькие фонтаны, расположенные здесь почти повсюду, откуда эти бабочки, развернув нежные тонкие спиральные хоботки, пили воду, чтобы тут же подняться в воздух подобно чудесным цветам, вспорхнувшим с клумбы. Птичье пение над прудами оглушало, оно пронизывало воздух, и они шли и шли, поднимаясь по многочисленным лесенкам, извилистым, прямым, крутым и пологим, мимо беседок и ротонд, мимо прудов и фонтанов.