Юрий обнял жену за хрупкие плечи, девушка обмякла под его хваткой, однако, судя по ровному дыханию, продолжала над чем-то размышлять. Он откинул пальцами густую прядь русых волос, прошептал ей на ухо, чуть повернув голову:
– Над чем думаешь, царица?! Учти – одна голова хорошо, но две лучше. Вместе решать проблемы будем!
– Да, государь, муж мой…
Софья приподнялась, поцеловала ему грудь и ладонь, и снова улеглась на плечо, обвив рукой за шею, прижавшись пышной, но тугой грудью, обжигающей словно печка.
– Знаешь, я осенью у твоего окна стояла во дворце – стекло огромное и прозрачное. На двор смотрела – там всегда жизнь идет, хоть какое-то развлечение. А так только книги и спасали, брат Федор, почитай, всю свою библиотеку повелел мне представить. Не с мамками же разговоры вести, и не с сестрами – из пустого в порожнее каждодневно переливать. Такая тоска брала порой, что хоть в пруду топись…
Юрий погладил жену по волосам, внимательно слушая ее горячечный шепот. За последние года он приобрел несколько полезных для правителя привычек, и набирался терпения – умение выслушать собеседника весьма полезно, а тут жена, что должна стать для него самым родным человеком, матерью его будущих детей.
– Царских дочерей невместно за князей выдавать – те и так в своих челобитных пишут, что де холопы они великих государей и челом бьют, всячески чины выпрашивая и вотчины. Так что для нас, царевен, только одна дорога – или в тереме вечно сидеть, или в монашеский постриг принимать. Мне с тобой повезло, любовь моя – ты православный государь, из рода древних галицких королей. Бояре наши, как спесью не раздуваются, но жаба быком никогда не станет. Ненавидят они тебя люто, самозванцем и мужицким царем меж собою именуют.
– Завидуют, Софа. Да их смерды в мои земли бегут каждодневно – они разор терпят. А не хрен над людом измываться – тогда и уходить в поисках лучшей доли люди не станут.
– Непривычно сие для меня – бояре опора трона, а у тебя мужики и казаки. Почто ты их к земле не прикрепишь, да дворянам не раздашь поместьями?! Ведь нельзя казацким укладом жить – ведь даже у иноземцев таких вольностей, как у нас тут, нигде нет.
– Народа у меня живет мало – вместе с Крымом едва половина миллиона, леодра по московскому счету, наберется, может быть тысяч на сто больше, если с присягнувшими ногайцами и донскими казаками с запорожцами посчитать. А у твоего брата восемь леодров, не меньше. Да в Речи Посполитой столько же, а у Оттоманской Порты вдвое больше. И это приблизительный расклад, Софушка – перепись населения еще не скоро проводить будут. Смерды черносошные, холопы всякие, и тем паче рабы воинами быть не могут по определению!