Зато за свою свободу, любой вкусивший вольности, драться смертным боем будет! Таковы казаки! Вспомни, свет мой, что пять лет тому назад случилось? Хорошо, что донские атаманы и запорожцы бунт разинский не поддержали и супротив вольницы выступили – грянула бы беда великая!
– Ох, страсть тогда случилась страшная – тогда в палатах все притихли, только шепот горестный и тревожный раздавался. В Москве в любой момент холопы могли бунт кровавый поднять…
– Здесь не поднимут ни в коем разе! Ибо с турками и татарами сечи предстоят страшные – и так пять лет кровь потоками льется. Потому каждый беглец, что на мои земли приходит, вольность получает – мне воины нужны, и при том они должны трудолюбивыми страдниками оставаться, хлеб растить и железо плавить нужно!
– Понимаю это, муж мой, но еще не привычны мне как-то порядки в нашем царстве-королевстве. Как язык готский, коему учусь каждодневно, майн херц. И раскольников ты привечаешь – раньше они в Сибирь бежали, а теперь за Донец идут толпами…
– Так ли нам тут важно сколько перстов при молитвенной службе складывать?! Никон раскол учинил – а что ему греческие патриархи писали?! Так нет же – уперся, вознесся гордыней – себя с царем, твоим отцом сравнивать стал?! Потому я брату Федору и отписал – раз не нужны людишки эти, всех тут привечу, мне ведь степь Таврическую заселять нужно, благо ногайцев за Днепр изгнали. Здесь христиан всякого толка уйма проживает – армяне, греки, готы, поляки и потомки генуэзцев, сербы и болгары, наши невольники бывшие. Митрополиты терпимы и всех под одну гребенку не подводят, толерантность проявляют, ибо в любой момент магометане напасть могут в силе тяжкой. И устроят нам тут резню великую, если супротив них держаться не будем людно, купно и оружно.
– Толерантность? Терпимость, значит, по-латыни, – негромко произнесла Софья, а Юрий даже не удивился – жена получила немыслимое для этого времени образование, ведь эпоха феминизма наступит через триста лет. Тут принято считать, что женщин учить незачем – от баб требуется за хозяйством присматривать, да детей рожать.
– Так и ты будь терпеливой, любовь моя. Мы все в Христа веруем, это дело первое, а обрядовость вторична.
– Патриарх Иоаким не приемлет наших порядков, государь. Обвиняет тебя чуть ли не в отступничестве, за малым еретиком али схизматиком не называет. Против моего замужество яро выступал, брат его едва переупрямил. Теперь в Преображенское ездит постоянно, на поклон царице Натальи Кирилловне. Призывает сохранить древнее ромейское благочестие, а Немецкую слободу заразную сжечь!