– Что ты творишь?! – прошипел Вере в лицо Белозерский, подойдя вплотную и крепко взяв за руки.
– С ума сошёл?!
Вера попыталась высвободиться. Но Саша был силён.
– Это ты с ума сошла! Вся такая бесстрашная! А о старике Хохлове ты подумала? Пока он официально не передаст тебе бразды правления, он здесь за всё в ответе. Это не поезд! Ты не на войне! Как твой оголтелый героизм ему аукнется, ты подумала?
– Мальчишка-эгоцентрик, ничего в жизни самостоятельно не сотворивший – табун нянек ему на ранки дует и вавки целует, – морали мне взялся читать?! – ехидно выдохнула она ему в лицо.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга с такой яростью, что, не будь в мертвецкой столько льда, какая-нибудь старая тряпка, пропитанная формалином, непременно бы воспламенилась. Александр Николаевич припёр Веру к стене.
– Больше не буду повторять: я не мальчишка!
Он поцеловал её. Это был не ласковый поцелуй.
Она не против была заняться тем, чем никак не позволительно заниматься в подсобке прозекторской рядом с лоханью, наполненной льдом, на котором покоится ни живой ни мёртвый мальчуган.
Половое влечение сродни гневу на биохимическом уровне, и оба эти чувства случаются опасно необузданными.
В том, что мужчина и женщина совокупляются по обоюдному согласию, нет ничего трагического.
Что касается самого акта – он в принципе нелеп, в любой обстановке. Для стороннего наблюдателя.
И любые попытки описывать таинство происходящего в это время между мужчиной и женщиной – глупы и постыдны, как любая пошлость.
Аврутова привели в чувство. Алексей Фёдорович вынужден был приносить извинения. Выслушивать истерические угрозы. Успокаивать. Снова выслушивать…
Едва Аврутов покинул клинику «Община Св. Георгия», Алексей Фёдорович вызвал Веру к себе.
– Как я могу доверить тебе управление клиникой?! – кричал учитель, в ажитации расхаживая по кабинету.
Княгиня молчала, разве метнула в профессора отчаянный взгляд. Он поднял ладони в примирительном жесте.
– Да! Без горячности нет врача, нет хирурга, нет личности! Но без холодности, без рассудочности – нет администратора. Нет порядка.
Он тяжело вздохнул и присел рядом с Верой.
– Алексей Фёдорович! Вы понимаете, что из-за Аврутовых и тьмы им подобных и не будет порядка. Они – суть брожения народных настроений. Когда «кухаркины дети» взбунтуются – они сметут всех, без разбора. Хохловых, Белозерских, Данзайр… Во всех видя только лишь Аврутовых! И поделом нам будет! Знали, видели, ничего не делали!
Профессор укоризненно покачал головой.
– Вера, давать волю гневу – не значит что-то делать.