Матрёна видела такое на русско-турецкой. Она тогда всем телом навалилась на молодую дурочку, сестричку милосердия Лару, понёсшуюся на всех парах к месту взрыва, забыв, что есть ещё зарядные ящики… Так их и похоронило вмиг под извергшейся фонтаном землёй, смешанной с крупными фрагментами плоти. Матрёна Липецких с тех пор ничего не боялась. Чем можно напугать человека, пробиравшегося на свет божий через руки, ноги и головы славных ребят и крепких мужиков. И тащившего сквозь месиво кишок, лёгких и сердец девчонку, к её счастью потерявшую сознание. С тех же пор Матрёна знала, что, выбравшись, надо выть. Выть громко, надрывно, извергая из себя огромные дымящиеся куски горя. Иначе тебя разорвёт.
– Володя! Пошли кого-то до хозяев Васильевой.
Кравченко глянул на старшую сестру милосердия. И тут же стремительно зашагал по коридору, удерживаясь от немедленного перехода на бег.
Забежав во двор, он первым делом спросил дворника:
– Васильева не возвращалась?
– Как не возвращалась, когда время господам гимназистам горячий обед подавать! Видно, это на ноги и подняло! – добавил он желчно. – Я её остановить пытался. Мол, уволили тебя, и вообще, такие дела, я сам тут городовому бумагу подписал, по его просьбе. Василь мужик хороший. Так она и не остановилась, видимо, помрёт – и то ещё дней сорок проработает…
Кравченко забежал в подъезд и, перепрыгивая через несколько ступеней, взлетел на этаж Аврутовых. Тяжёлая дверь была не заперта, мало того – полуоткрыта. Он бесшумно зашёл, проследовал в столовую, и ему представилась картина настолько безумная, что ни в какое сравнение не шла с грудами мёртвых матросов, сваленных на палубе…
Стол был накрыт, как положено в лучших домах. За столом расположились: мать семейства, приятная женщина лет сорока; красивые мальчики лет девятнадцати и пятнадцати; красавицы-девочки – на выданье, лет четырнадцати и совсем дитя, лет семи. Татьяна Васильева в накрахмаленном белом фартуке разливала из супницы по тарелкам и со всем пиететом подавала по старшинству. Перед женщиной и старшими мальчиками уже стояли тарелки, источавшие прекрасный аромат, смешивающийся с тем характерным запахом свежей крови, который ни с чем не перепутать. Члены семейства Аврутовых были зарезаны и после усажены вокруг безупречно сервированного стола.
Владимир Сергеевич бросился к маленькой девочке, а ну как жива! Татьяна Васильева вздрогнула, обнаружив присутствие человека, и рука её потянулась к большому карману фартука. Но, увидев Кравченко, она вернулась к своим рутинным обязанностям.