Шестой остров (Чаваррия) - страница 92

По окончании второго года моего пребывания в Кордове отец, как человек весьма благоразумный и оценивший мои успехи в благородных науках, решил, что впредь мне надлежит жить со всею роскошью знатного юноши. Он снабдил меня богатой одеждой и послал в Алькала-де-Энарес >45> изучать право, надеясь, что таким путем я приобрету познания, кои помогут мне занять хорошую должность и нажить состояние. В Алькала я явился с великой пышностью и блеском, верхом на сером жеребце в яблоках и сопровождаемый слугою. В испанском языке я к тому времени изрядно преуспел, теперь никто бы уже не догадался о моем фламандском происхождении, и в Алькала я впервые назвался доном Альваро де Мендоса. Стал я жить привольно, не зная забот, уделяя часть времени занятиям, а другую часть, по своей развратной и похотливой натуре, посвящая любовным интрижкам, кои неминуемо вводят во грех; ныне, однако, после столь многих прегрешений, занятий и дел, столь противных добронравию и чести, признаюсь, что о тех мелких грешках я давно уже позабыл.

В канун дня святого Иоанна года одна тысяча шестьсот третьего отец призвал меня обратно в Севилью. Заключив в нежные объятья, он сказал, что здоровье его день ото дня слабеет и, предчувствуя скорую свою кончину, он-де просит меня со вниманием выслушать его советы и наставления, как мне надобно жить. И тут он начал меня поучать, чтобы я более заботился о добром имени, нежели о суетной славе, чтобы искал истину в вере, а не в мирских утехах, и когда в подобных его проповедях прошли три дня, и все мы трое, отужинав в любовном согласии и благосердечии, встали из-за стола и сотворили благодарственную молитву и омовение рук, отец потребовал от моего брата Лопе обещания, что он будет заботиться обо мне, как если бы я был его сыном, ибо он был старше меня на целых семнадцать лет. Поскольку я был еще так юн и по другим, вполне справедливым соображениям, отец выразил желание, чтобы Лопе, как более взрослый и умудренный жизнью, не только следил за моим поведением и полезными советами совершенствовал мой нрав, но также, чтобы он как душеприказчик распоряжался моей долей наследства, пока я не достигну возраста, когда смогу управлять им самостоятельно.

В ту пору я с самыми честными намерениями ухаживал за дочерью рыцаря ордена Калатравы, андалузца родом, каковой, женившись когда-то на знатной даме из этого города, уже много лет проживал в Алькала. Звали его дон Алонсо де Фуэнтеармехиль, и дочь его, донью Менсию, небо наделило столькими достоинствами, что в тот миг, когда глаза мои узрели ее дивную прелесть и природное очарование, моя душа признала ее своей верховной владычицей. Отец, содержавший дочь в строгости и уединении, выслушал мою просьбу о разрешении видеться с нею, которую я произнес с должными реверансами и поклонами, и, осведомившись о моей родне и о состоятельности моего отца, дал согласие на то, чтобы я благопристойным образом ухаживал за нею и сопровождал ее к мессе по воскресеньям, когда она отправлялась со своей дуэньей в храм Сан Ильдефонсо. Девица отвечала мне взаимностью, изъясняя свои чувства в любовных записках, а также красноречивыми взглядами и неж ныли пожатиями руки, которыми она тайком от дуэньи дарила меня в храме Сан Ильдефонсо.