ПРОИЗВОДСТВО ДОНА ЛИСИНИО ЛОБО по патенту 675.165 министерства промышленности, под тщательным техническим надзором химика-фармацевта
ДОНЬИ ТЕРЕСЫ КОРТЕС ДЕ ЛОБО.
ПРИОБРЕТАЙТЕ ИХ В «СОВРЕМЕННОЙ АПТЕКЕ».
Работает ежедневно с 8 до 24 часов. Адрес: угол Сан-Хосе и Рио-Бранко, тел. 88-5-32».
В последующие недели и период карнавала мы продолжали разбрасывать листовки со все более пикантными текстами, которые сочинял Грануччи, расписывая злоключения клиентов «Современной аптеки», Потом появился анонимный журнальчик, где изображались зеленые шевелюры, осыпанные нарывами люди, пившие микстуру от кашля, люди окосевшие, окривевшие, охромевшие после того, как опрометчиво купили аспирин, жвачку или карамельки у дона Лисинио; наконец, там красовались гроздья презервативов различных цветов и фасонов: модель «ребро», модель «банан», модель «двадцать четыре», экстрадлинная и с оборочкой, модели «утешение» и «мечта монахинь», и так далее. Журнальчик, первые номера которого финансировал Риполл, начал ходить по рукам. Грануччи, вероятно, неплохо на нем заработал.
Во время монтевидеанских карнавалов, которые в те годы отличались восхитительной веселостью и продолжались больше месяца, с процессиями «головатых» и потешными «каретами» на главных улицах, имена «Лисинио» и «Тереса» не сходили с уст во всем Южном районе — Карлитос позаботился ввести их в виде комических персонажей в репертуар одного музыкального ансамбля. В карикатурах журнальчика Грануччи без зазрения потешался над уродливой внешностью Тересы, и бедная женщина стала мишенью людского злоречия. Ей пришлось сбежать в сельскую усадьбу, принадлежавшую родителям. Мне был© жаль ее. Она-то ко мне относилась неплохо.
Вскоре она развелась с доном Лисинио. Он попытался продать аптеку. Клиентура его сильно сократилась. Год спустя у него обнаружилась тяжелая нервная болезнь, и ему пришлось закрыть аптеку. Еще через несколько месяцев он объявил себя банкротом и возвратился в город, откуда был родом. Больше я о нем никогда не слышал.
ВТОРАЯ ХОРНАДА
Превратной фортуне, бросавшей меня из огня да в полымя, было угодно, чтобы уже перед самым рассветом донью Аврору угораздило заглянуть в опочивальню, где она и узрела нас обоих в самом растрепанном виде и с голыми ногами. Комната ее была расположена супротив опочивальни доньи Менсии, и, как ни старались мы приглушить наши жалобные вздохи и стоны, они все же потревожили ее чуткий сон, а был он чуток не из-за преклонных ее лет, но по причине чрезвычайного усердия, а также осторожности и строгости, с каковой она, будучи дуэньей Менсии и домоправительницей, исполняла свои обязанности. И хотя в те времена в Испании не счесть было дуэний, щеголявших в длинных нарядных токах и служивших лишь вящей погибели чистоты и целомудрия, злая моя звезда — увы мне, грешному! — послала мне эту треклятую донью Аврору, бдительную пуще самого Аргуса; сколько мы ни умоляли ее хранить молчание, то было все равно что проповедовать в пустыне или ковать холодное железо. Она вмиг углядела следы, изобличавшие похищение девической чести, и, пока она бегала сообщить о преступлении, мне не оставалось ничего иного, как поживей вскочить с постели, натянуть грегески ', кафтан, обуть башмаки, нахлобучить на голову берет и, опоясав шпагу, улизнуть через балкон, на который я недавно взбирался; однако, делая это в смятении и страхе, я оставил на стуле мой накрахмаленный воротник с шитьем и кружевами, который было трудно и долго надевать, почему я обычно его не носил, а ходил в своём простом черном студенческом платье, но в тот вечер, только во-