Сестра традиционно была самой младшей в нашей компании, и пусть разница между нами было не такая уж и большая, всего лишь шесть лет, но прозвище «Мелкая» приклеилось к ней с тех самых пор, когда я притащила зелёную студентку на одну из наших посиделок. Прозвище её ужасно раздражало, но ещё больше её бесила перспектива тридцатилетия, которое с каждый годом становилось всё ближе.
Фёдорова не стесняясь показала средний палец Лёхе. Данилов не подвёл и расхохотался в голос, ничуть не обидевшись.
— Фу, Алиса, как некрасиво, — вновь напомнила о себе Ксюша. — Между прочим, тут дети.
Мы с Арсением в момент напряглись, тот даже голову от телефона оторвал, скрипнув зубами. И вроде бы замечание было вполне безобидным, но следующая фраза была брошена крайне категорично:
— Я не ребёнок.
Компания снисходительно улыбнулась, и Соня поспешила сгладить углы:
— На самом деле лет до двадцати мы все дети, только сами этого не осознаём. А по возрасту многие из нас могли бы быть твоими родителями…
Дальше я не слушала. Меня затошнило самым натуральным образом, бокал с вином выскользнул из пальцев, опрокинувшись прямо на мое платье.
— Чёрт, — выругалась, подскакивая на ноги.
— Та-да-дан, — зловещим голосом выдал кто-то из маркетологов.
Схватилась за салфетки, но движения выходили рваными и бестолковыми, кажется, я начинала паниковать, ровно до того момента как Фёдорова поймала меня за локоть.
— Мы отойдём, — проворковала она и уверенным шагом потащила меня в сторону уборной.
***
— Ты с ума сошла! — накинулась на меня Алиса, когда мы оказались наедине.
— Не кричи, — поморщилась, открывая кран с водой.
— Пожалуйста, скажи, что этот парень не тот, о ком я подумала.
— А о ком ты подумала?! — резко вскинула голову, предостерегающе уставившись на сестру.
Она замялась, смутившись, я же отвернулась обратно, схватив бумажные полотенца и прикладывая их к тёмному пятну на платье.
Родственница рвано выдохнула:
— Ты же не родила тогда... — полувопросительным тоном пробормотала она.
— С чего ты решила?!
Когда я забеременела, Алиске было тринадцать лет, и последний визит в родительский дом как раз пришёлся на середину срока — мой живот только-только начинал выделяться. К счастью, мать с отчимом так ни о чём и не узнали, а вот сестра, с которой я ночевала в одной комнате, была более прозорливой. Поэтому она знала, но мы никогда об этом не разговаривали. И поначалу меня это более чем устраивало. Но, оказалось, не до конца. Где-то глубоко внутри я носила в себе обиду за то, что мир решил подыграть, сделав вид, что не было у Олеси Бодровой никакого ребёнка.