– Чего ты там бурчишь? – поинтересовалась супруга.
– Да так, ничего, просто, – Иван Порфирьевич подхватил жену на руки и понёс на диван.
– Ты чего, Ваня?! У тебя ж суставы, да и давление… и… всё остальное…
Последнее слово Юлия Харлампиевна произнесла уже, а меньшей уверенностью, поскольку её престарелый и больной супруг, повалив жену на кухонный диван, обрывая пуговицы, с треском сдирал с неё халат. Отлетел в сторону огромный льняной бюстгальтер, обнажив совсем не миниатюрную грудь; огромные трусы уже валялись на полу.
– О-о-о! – почти заорала Юлия Харлампиевна, закатив глаза.
Минут через тридцать, довольный и удовлетворённый происшедшим, оттянувшись по полной программе за бездарно прожитые годы (примерно тридцать лет), Иван (теперь, пожалуй, можно обойтись и без отчества) встал с дивана. Потрепав фамильярно Юлию Харлампиевну по обнажённому заду, которая тихо стонала, сражённая фактором неожиданности, а также серией оргазмов; в один присест, съев три плюшки сказал:
– Юлька, хорошо хоть булки не успела в духовку поставить, а то бы пожарных пришлось вызывать.
Юлия Харлампиевна произнесла с трудом:
– А я уж думала, что всё, так и помру…а тут…
Иван, довольный собой, ушёл в ванную, бриться. Весело напевая:
Не нужен мне берег турецкий
И Африка мне не нужна!—
Иван намылил щёки и тщательно побрился на два раза. Окатив лицо холодной водой, он потянулся за флаконом туалетной воды. Освежиться он сумел только через пару минут, да и то, машинально, не осознавая толком, что он делает. Вы спросите, почему? А вот доживите до восьмого десятка, а
потом, посмотрев на своё отражение в зеркале, попробуйте не удивиться, увидев там лицо цветущего тридцатипятилетнего мужчины!
Пшикнув раз десять из флакона на лицо, он пару раз попал в глаза – таково было его изумление, да какое там изумление – шок! На кухне он так сильно не был удивлён, когда повёл себя, как дворовый кобель, одурманенный течкой у пробегающей мимо сучки,– хотя было чему удивляться!
– Может,– шёпотом спросил он сам себя,– я помер, а сейчас на том свете мне всё это привиделось? Так получается, что Юлька тоже, того… Стоп! А разве там это дозволяется в раю (а достоин ли я?) или аду?
Иван плохо разбирался в тонкостях загробной жизни, а додумать самостоятельно не успел, поскольку в ванную зашла растрёпанная, в застёгнутом наперекосяк, на две уцелевшие пуговицы халате, жена и прервала его мысли:
– Вань, а ты укол-то поставил? А ещё булки ел? Нельзя так, как маленький ты у меня…– и поцеловала мужа прямо в губы.
Ивана бросило в холодный пот. Его уже сто лет не целовали, и потом, он ещё не разу не забыл об инъекциях инсулина – дожился, старый склеротик…