Мрачно глядел Мишка в успокоенную, потемневшую, как и небо, глубь воды. Прав Федька. Дела нужны. Вот она, та грань, за которой истинное лицо — друг? враг? Но Ленька… Он не из таких. И рано выводы…
— Нам люди нужны…
Неслышно подошла Галка. Присела, натянув на колени сатиновую юбку. Поняла, разговор серьезный. «Сталинград», — сжалось тревожно сердце. Затаила дыхание. Расплетала черную косу.
— Само собой, с людей и начнем, — глуше, ровнее заговорил Федька. — Кулак сколотить — главная наша задача. Без проверки — ни одного. Лучше меньше… Но таких, чтоб в огонь и в воду. Думаю, надо…
— А что в Сталинграде? — перебила Галка.
— Война.
Губы у нее дрогнули. Краем глаза Федька уловил это движение, сказал помягче:
— Сводку прочитаешь. Братва переписывает, ночью расклеят. — Наморщил лоб. — Ушами хлопаем мы, вот что я вам скажу. Ни оружия у нас, ни надежных людей.
— Ни того, что делается под носом.
— Ты о чем?
— В лесопитомнике склад горючего.
— С Веркой телка ходили искать. Проволокой колючей огородились, цистерны в землю закопали.
— Галка-а да ты… — Федька задохнулся. — Вон чем занимается корявый немчик в станице, хахаль Фенин. Бекер, Бекер самый. Они подвезли меня на своей колымаге до станции, а обратно я пешком. Догнали уже вот, на повороте, и свернули в питомник.
— Много цистерн? — спросил Мишка.
— Не считала.
— На вокзале целый состав. Машинами сюда доставляют. По ночам. Чистейший авиационный бензин1 Что, а? — Федька оглядел их по очереди. — Случаем, не аэродром думают соорудить?
Возбужденный, схватил девичью ладонь, со всего маху хлопнул по ней своей лапищей:
— Галка, черт! Она вырвала руку.
— Аэродром в Озерске. А скорее всего в Кравцах. Лопатина там. Место гладкое, ровное.
— Откуда сведения такие? — Федор насторожился, подаваясь ближе к ней.
Галка откинула косу за спину, насупилась.
Странные между ними отношения. Галка, несносная на язык, с Федькой терялась; что не сходит всем, ему сходило. С первого класса вместе. Не проходило дня, чтобы Федька не колотил ее. Поревет где-нибудь за углом и — опять к нему. Перед войной только и отошли побои. От Веры Мишка знал, что она помирает по этому необузданному, скорому на кулак парню. Сама не признавалась — Веркины догадки. Догадывался, наверное, и сам Федька: в ее присутствии во взгляде у него появлялась какая-то настороженность, будто ждал чего-то, не жалел для нее желчи ни в словах, ни в усмешке.
Придвинулся Федька к обрыву, зло кусал лист лебеды. Обидно. Ему-то, секретарю подпольного комитета, не знать задания товарищей. «Корягу эту, Галку, убей, не скажет. Но Скиба? Нашел нужным умолчать».