— Кто его ранил, отвечай? — староста больно схватил меня за подбородок, заставляя посмотреть в лицо.
— Волк! Он вышел из леса, когда ваш сыночка решил взять силой то, что ему не предназначалось, — злость вылилась в грубые слова.
— Врёшь! Не было никакого волка! — встрял вдруг Силк, светленький паренёк, стоявший на карауле, пока его друг рвал на мне платье.
— Силк, протри глаза! Как это не было?! По-твоему, это я ему поставила порезы? — ляпнула и замолчала, потому увидела на лице парня подтверждение своих слов. Да он и правда думал, что это я. Я! Но как?!
Староста перевел задумчивый взгляд на свидетелей. Лаврик, паршивец, гаденько усмехнулся и ткнул пальцем в мою сторону.
— Конечно она его ранила, кто же еще? На поляне были только мы. Ренур нагнул девку, а как хотел…эм… поговорить, так и получил порезы эти.
Сын старосты снова застонал, намекая, что неплохо бы перестать болтать и отвести его к местной лекарке, бабке Агафье.
— Не знаю, какие у вашей семейки секреты, но чтоб я тебя рядом с моим сыном не видел! — твердо сказал Дранк и бабки его поддержали. Языкастые и злые сплетницы. Как только доковыляли сюда на своих пропитанных ненавистью отекших ногах?
— Морковка с ботвой, вот кто она, девка эта. Одно сказать надобно — ведьмина дочь! Приживалки они оба с отцом, — припечатала бабка Маруся, местная сплетница с отсутствующими зубами.
И вот в этот момент я действительно почувствовала себя лишней. Случись кто снасильничал Анишку, там все бы село встало на ее защиту, и отец девушки бы выпорол парня, а потом заставил бы жениться. Со мной же отчего-то деревенские не сюсюкались.
— Прикройся, отворяющая, — последнее слово было выплюнуто с издевкой.
— Эй, Дранк, да у нее глаз один зеленым горит! — заметила Маруся и осенила себя знаком защиты.
Но меня уже понесло. Такова была дурная девичья натура. Я могла долго терпеть, но накопленное рано или поздно выплеснется, переполняя чашу. Уже и запрет папеньки забылся, и то, что глаз остался без линзы стало безразлично. Все чувства будто выгорели, оставив только злостное ощущение несправедливости и грязи. Бедра после прикосновений Ренура горели, под тонкой светлой кожей уже наливались синяки. Платье — безвозвратно испорчено. И волк этот, которого никто, кроме меня якобы не видел!
— А не вам ли, бабка Маруся, мой отец помогал дрова колоть и баньку ставить? — я поднялась с травы, стараясь не обращать внимания на брезгливые взгляды деревенских. — Не вам ли, староста Дранк, когда ваша кобылка принесла жеребчика хромого я его выхаживала травами? Не ты ли, Лаврик, еще месяц назад у моего дома с букетиком полевых цветов стоял?! А теперь решили компанией подкараулить и снасильничать?