Основная задача инженера – доставить шефа и его знакомого, ученого-химика, на Уран, где должна пройти церемония вручения Нобелевской премии. Шеф, как главный директор САУ (Сообщество Арбайтенграундских Ученых), не просто провожал коллегу, но и намеревался продвинуть на Уране свое движение, найти союзников. Он доверился Хорсту как инженеру с четырехлетним стажем и относительно безупречной репутацией. Если брать частный корабль, это дорого обойдется, а свои урежут цену. К тому же, Хорст пока что единственный изобретатель из САУ, кто испытывал свои изобретения в космосе и знал, на что шел.
– Что ж, поехали, – сказал Гетман.
Ученые прошли в каюту управления, уселись в кресла и пристегнулись. Хорст вывел «Ласточку» на улицу и, как он договаривался с Кохом, оставил ключи от гаража в дырке между черепицей и стенкой. Затем инженер сел в кресло пилота, дернул рычаг, и корабль с легким толчком тронулся по проселочной дорожке. Двигался он медленно и неуклюже, покачиваясь от каждого камушка или ямки. Когда корабль преодолел гаражи, Хорст немного увеличил скорость, и «Ласточка» направилась к границам города, которые разделяли цивилизацию от леса и взлетной полосы. У ворот поджидали таможенники; ученые представили им документы, и после обыска их пропустили. Взлетная полоса предназначалась специально для грузовых или иных частных кораблей, дабы в аэродромах не образовывать «толкучки» и даже пробки. Такие взлетные полосы размещались еще и в городе, но эта точка располагалась ближе всего к гаражам, да и разъезжать по дорогам на трехметровом космическом корабле не очень-то удобно.
Еще один таможенник выдал талон на вылет, отошел подальше от корабля и помахал фонарем.
Сигнал к вылету.
Хорст кивнул и вцепился в рычаг. Пальцы похолодели, их пробирала мелкая дрожь. По бокам «ласточки» зажглись фары, корабль набирал скорость. Пот выступил на лбу, Хорст посмотрел на панель управления и нажал несколько кнопок: послышался грохот и скрежет мотора, он отзывался изнутри, из глубин сознания, а пульс словно слился с ним.
Толчок – и инженер вместе с учеными вписался в кресла. Руки стали невероятно тяжелыми, правая с трудом держалась на рычаге. Из виду исчезли и таможенник, и полоса – только розоватое небо и первые лучи восходящего солнца.
– Мы летим! – сказал Бернс и перекрестился, однако лицо Гетмана оставалось каменным.
Хорст также не спешил радоваться. Тяжесть сменилась на невесомость и тут же исчезла. Пассажиров снова приковало к креслу – более того, стало жарче.
Выше, выше, выше…
Датчики показывали температуру внутри корабля: тридцать градусов по Цельсию.