Грис изучает мое лицо и после долгого мучительного молчания обхватывает мои щеки ладонями размером с чайник и целует меня в лоб.
— Если ты говоришь, что не помогаешь им, я тебе верю. Но мне интересно, что ты делаешь…
— Просто экспериментирую, — отвечаю я, занимая руки травами.
Он смотрит на меня большими глазами, будто говорит: «Мне можно доверять. Разве я не заслужил это?». Он тысячу раз это заслужил. Когда Маргарита была занята, продираясь сквозь ряды Общества и собирая милость матушки, Грис решил учиться у отца вместе со мной, утверждая, что разделяет мою любовь к алхимии. Я подозреваю, что он хотел защитить меня от изменчивого настроения отца. Когда мы стали старше, он научил меня играть в карты и позволил мне присоединиться к нему и другим мальчикам. И он смеялся и разговаривал со мной до поздней ночи, как это делала моя сестра до того, как бросила меня в пользу Фернанда.
Я никого так не любила, никому не доверяла так, как Грису. Потому я молчу.
Только так я могу защитить его, если меня раскроют.
Только так можно защититься от его ненависти.
— Порой ты так похожа на своего отца, — ворчит он, его нож режет травы.
«О, Грис. Ты даже не представляешь».
* * *
В течение следующих трех дней матушка отправляет делегации на переговоры с герцогом Вандомом, но он и его орда разгневанных дворян отказываются присягать на верность Теневому Обществу. Они продолжают свой марш, превращая Марсово поле в армейский лагерь, поэтому матушка посылает Фернанда, Маргариту и несколько членов Общества отравить их лошадей и еду.
— Это было ужасно, — шепчет Маргарита, когда они возвращаются позже той же ночью. Мы не спим в одной комнате уже несколько лет — по ее настоянию, — но она прячется под одеялом и устраивается рядом со мной. Я застываю, раздраженная ее слезами, смачивающими мой халат, и ее руками, дрожащими, как листья, под одеялом.
— Плачь в плечо Фернанда, — протестую я.
— Пожалуйста. Я не могу позволить ему видеть меня такой. Или матушке. Мне больше некуда идти.
«Я рада, что мы можем быть сестрами, когда тебе это удобно», — хочу сказать я и столкнуть ее на холодный пол. Но мне любопытно узнать, что случилось, поэтому я позволяю ей взять меня за руки. Она в ответ сжимает мои ладони с благодарностью, и я невольно возвращаюсь в наше детство. По ночам мы так обнимали друг друга, тихо пели, чтобы заглушить ссоры наших родителей.
— Их было так много, — сдавленным голосом говорит Маргарита. — Извивались, как слизни на земле — с пеной, кровью и визгом. Я знаю, что они заслуживали смерти — они собирались напасть на нас, но я все время думаю о женах и детях, к которым они никогда не вернутся.