Я смотрю на нее в темноте. Мое сердце бьется о грудную клетку, и я крепче сжимаю ее липкие руки. Я и представить себе не могла, что моя сестра может испытывать такое же чувство вины.
— Марго, ты думаешь, что мы поступаем неправильно?
Она напрягается, а когда говорит, ее голос осторожный и холодный:
— Конечно, нет. Матушка не стала бы вести нас не туда. На резню сложно смотреть, но это не означает, что это было неправильно. Этим людям нужно было умереть для общего блага людей. Теперь, когда мы в безопасности, все будет хорошо. Мать планирует открыть ворота дворца и пригласить всех ко двору. И будет победное шествие, — она растягивает губы в улыбке. Хрупкой и стальной. Ужасно похожей на мамину.
Я выдыхаю и смотрю на кружевные занавески кровати, гадая, как она может лгать самой себе. И кому я должна верить. И как я могу маршировать в процессии матушки, если я не ощущаю победы.
4
ЙОССЕ
Я всегда представлял ад горячим — озеро огня и серы. Но адом было оказаться в холодных влажных туннелях, когда я не могу остановить зловещие зеленые точки, появляющиеся под кожей моих сестер. Я слышу, как они кричат мое имя, но не могу ослабить их страдания. Я ощущаю, как их руки и ноги увядают под их платьями, становятся все меньше, и их можно переломить как прутики.
Каждый миг ощущается как кошмар, а когда я умудряюсь задремать, я вижу настоящие кошмары. Порой я несу девочек по пылающему бесконечному лесу, но обнаруживаю, что они все время были мёртвыми, трупы в платьях. Иногда я стою на краю дороги и смотрю, как меч снова и снова вонзается в спину Ризенды. Но всегда, вне зависимости от сна, голос отца насмехается надо мной, шипя и вспыхивая, как потрескивающее пламя: «Ты желал этого. Моя смерть на твоей совести, как будет и смерть твоих сестер».
Я просыпаюсь в поту, дрожу и иногда даже рыдаю. Да, я хотел перемен, признания, но не так. Все неправильно. Наконец-то я с сестрами, но смотрю, как они умирают. У меня и моих сестер одинаковый статус.
Дьявол, должно быть, веселится.
— Когда мы можем пойти домой? — спрашивает Анна каждое утро последние две недели. Только сегодня она так яростно кашляет между словами, что на губах появляются капли крови. Нахмурившись, я предлагаю ей глоток воды, которую мы собрали в туфле, и плотнее укутываю ее в свой жилет, желая в миллионный раз, чтобы у нас была нормальная кровать и одеяла. Рваный мешок в углу комнаты, где с потолка меньше всего капает, — лучшее, что мы можем найти.
Вся комната меньше двадцати шагов в ширину и ниже моего роста. Пол неровный, и внезапные порывы вонючего ветра грозят задушить нас, хуже из-за разлагающегося тела Конде. Рана на его боку не переставала кровоточить, и он умер вскоре после того, как мы достигли туннелей в ту первую ночь. Я оттащил его как можно дальше, но этого не хватило.