Стол уже ломился к ужину. Я успел предупредить всех, что мы в гостях у светского мусульманина, поэтому никакой свинины, и он будет молиться по расписанию, чему не следует удивляться и даже смотреть. Однако же Тильки посадил всех за один стол, не разделяя женщин и мужчин. Нарядная скатерть была уставлена блюдами, где высились стопки кыстыбыев, пышки и пахлава, отдельную миску занимали неведомые мне мелкие печенья, муравейником торчал чак-чак, в середине царствовал плов («Сам готовил!»). Остальное пространство было буквально завалено свежими овощами. Все вымыли руки, познакомились с хозяином и набросились на еду.
— Дядя Тильки, а расскажи нам о Казани. Я переведу, — в моей тарелке закончился плов.
— Вы здесь ненадолго, однако за два дня что-нибудь да успеем, — старик всё это время принюхивался к Уэно. — Костя, переведи для начала это. Прекрасная дева, я не знаю, насколько этот вопрос уместен. У нас это спрашивают спокойно, и я надеюсь на понимание. Вы лиса?
Уэно моментально вспыхнула от знакомого слова, однако я всё равно в точности всё перевел.
— В моей культуре не принято это спрашивать открыто, однако в вопросе нет ничего страшного. Да, я лиса. У нас это называют кицунэ, — она выпустила четыре хвоста, которые упали сзади табуретки.
Дядя, выслушав перевод, сразу стал рассыпаться в комплиментах чудесным хвостам и показал свой: пышный и коричнево-рыжий, он служил гордостью для каждой сказочной лисы Евразии.
— Константин-кун, я попробую сама спросить. Дядя Тильки, — Уэно подбирала знакомые русские слова, — наши лисы имеют много хвостов. Если лиса стара, то у нее много хвостов. Вы старый, и у вас один хвост. Такая ситуация есть нормальна для ваших лис?
Дядя умилился услышанному и, вытерев глаза кончиком скатерти, постарался ответить наиболее понятно:
— Вы живете на островах. Мы живем на материке. Один хвост — это нормально для всех наших лис. На островах своя магия. У нас своя. Но мы хорошие лисы в любом случае.
Я запивал баурсаки душистым крепким чаем и заедал светлым медом, чувствуя, как меня растаскивает от усталости. Сдерживать ауру в транспорте было не проблематично, но утомительно, и двенадцать часов в поезде давали о себе знать. Кавагути, вслед за Уэно решив попрактиковать русский язык, старательно записывал в блокнот слово «эчпочмак». Томоко подсвечивала надкушенный чак-чак настольной лампой для зрелищной фотографии. Уэно лежала в большом кресле рядом со столом, медленно переваривая плов. Изаму прилип к книжной полке.
— Дядя Тильки, а здесь есть сказка про вас! — он нашел знакомое имя в сборнике татарских национальных сказок.