Как бы то ни было, Кэссиди с благодарностью воспользовалась этой временной передышкой, прекрасно понимая, что она окажется короткой. Вот почему пару дней спустя, войдя в кабинет отца с чашечкой благоухающего черного кофе, сваренного Бриджит, она испытала нечто сродни облегчению, увидев Тьернана. Как обычно, он развалился с книгой в зеленом кресле. При виде Кэссиди он лишь вопросительно изогнул одну бровь в знак безмолвного напоминания об обстоятельствах, при которых они расстались в последний раз.
Впрочем, мысли Кэссиди были заняты совсем другим, и ей недосуг было разгадывать очередные интеллектуальные шарады Ричарда Тьернана. Кинув взгляд на книгу, которую он держал в руках, и прочитав на обложке фамилию Стивена Кинга, она невольно содрогнулась.
— А куда запропастился ваш отец? — спросил Тьернан, закрывая книгу и кладя прямо себе на ширинку. Нарочно, решила Кэссиди, чтобы вновь привлечь ее внимание к этому месту. — Или он отправил вместо себя невинную весталку, чтобы развлечь меня?
— Мабри сказала, что он плохо спал ночью и теперь наверстывает упущенное.
— Прежде Шон не обращал внимания на такие пустяки, как бессонница, — заметил Тьернан.
— По-вашему, я не знаю? — огрызнулась Кэссиди. — Впрочем, может, это у него с похмелья.
— Может.
Она уселась за стол. На краю лежала стопка отпечатанных страниц. Обычно Шон берег свою рукопись как зеницу ока и хранил в запертом ящике. Да, похоже, он и в самом деле провел тяжелую ночь, коль скоро оставил рукопись на столе прямо перед глазами любопытствующей дочери.
— Будете читать? — спросил Тьернан. Кэссиди подняла голову. Вид у Ричарда был скучающий, вряд ли за его вопросом что-то скрывалось.
— А вы уже читали? — в свою очередь спросила она.
— Большую часть. Книга получается именно такой, какой Шон ее и задумал. Гениальная, полный блеск. Настоящая лебединая песнь. Нам с ним.
— Прекратите! — возмутилась Кэссиди.
— Нужно уметь смотреть правде в глаза.
Кэссиди уставилась на рукопись. К изумлению, ее вовсе не тянуло притрагиваться к этим листам бумаги, читать, узнавать факты, которые ей лучше бы и не знать вовсе. Однако глаза сами скользнули по первым фразам.
Диана Скотт-Тьернан была воплощением отцовской мечты — настоящая сказочная принцесса с невероятно хрупкой, почти воздушной красотой, озорным смехом и очарованием, столь же естественным, сколь, и неотразимым. Стоило ей только войти в комнату, как все вокруг оживало. Когда она умерла, ей было всего двадцать девять.
Кэссиди уронила страницу на стол, поразившись внезапному приступу злости и ревности. Ее никто и никогда не называл сказочной принцессой, не было в ней ничего хрупкого или воздушного. Для отца она была переростком и нескладехой и вовсе не соответствовала его идеалу настоящей женщины. Как, впрочем, и для этого мужчины, развалившегося в кожаном кресле и не сводящего с нее глаз.