В былые дни я заведовал мокловодовским клубом, сочинял пьесы и юморески для кружков, а поскольку клуб находился недалеко от колхозного тока, то я, если не было репетиций, отправлялся поболтать с Антоном Лемишкой, коренным мокловодовцем, мозговитым человеком средних лет, караулившим ток, вернее сказать, зерно на току. Помнится, давно, когда только прошел слух о переселении, безногий дядько Антип Лемишка решил переехать к сыну в город. Не знаю, часто ли Антип бывал у него, но однажды мы договорились вместе идти к шоссе…
На рассвете заметно похолодало, стало быстро подмерзать. Дорога была корявая, словно в струпьях, все вокруг как бы уменьшилось в размерах, съежилось и покрылось остью. Небеса и то, чтобы согреться, шевелили облаками, гнали их за горизонт и медленно поднимали свои бледно-розовые веки, показывая людям солнце.
Я не отводил глаз от этого чуда природы и, ориентируясь на него, старался идти быстрее. Но дорога размокла от дождей, под ногами чавкала, расползалась грязь, это мешало, и я сошел на обочину, зашагал вдоль лесополосы. Торопился, потому что хотел догнать дядька Антипа. Он впереди, наверное совсем недалеко. Идет не спеша, обдумывая каждый шаг, чтобы не упасть: скользко, а он на деревяшке. Если б мокрые листья не прилипали к подошвам да сучья берестов не хлестали по лицу, я обязательно догнал бы его, пусть даже взмок бы от бега, догнал бы, потому что мне очень нужно побыть с ним: я бесповоротно решил написать о нем повесть. Точнее, книгу о моем родном селе, а дядько Антип Лемишка будет положительным героем этой книги.
Однако где же он? Видно, не дождавшись меня, подался на большак. Каждую субботу, а то и среди недели этот неказистый на вид, с поседевшей бородой человек, взяв свою любимую кошелку из рогожи, отправляется за шесть километров к шоссе, чтобы на автобусе или на попутной машине уехать в Кременчуг к сыну. Снова и снова проделывает этот путь… И так уже целый год… А может, и все три.
Сам не знаю и никто не скажет, есть ли у меня склонность к сочинительству. Но иногда все мое существо пронизывает что-то такое могучее, чему нет названия, такое властное, что заглушает всякие прочие стремления и желания и заставляет впрягаться в работу над словом.
И как будто все я умею, все могу, а вот поди ж ты — не хватает самых обыкновенных слов, чтобы точно описать широкую спину дядька Антипа, за которой и двоим легко спрятаться, описать его крючковатые пальцы, поведать о его уме, об открытом для людей сердце, о глазах, которые так и мечут искры, когда он сердится, о глубоких жестких морщинках на щеках и на лбу, описать немного потертую, но еще вполне приличную шапку из бобрика — она служит меркой для слив-венгерок: когда около магазинчика останавливается идущий из райцентра автобус, все пассажиры покупают их не у кого иного, а именно у дядька Антипа, он же на вырученные деньги запасается сигаретами «Памир»…