Яков старался не проронить ни единого слова. Теперь ему наконец-то стало ясно, почему так дрожал Шафран. Однако ясность эта породила новые вопросы, на которые искать ответа было некогда. Шахцан ускользнул в сторону, оставив его вместе с остальными новобранцами, голодными до жизни и власти.
Над головами испытуемых прогремело три сильных выстрела и серые кители, все, как один, быстро двинулись к тоннелю. Яков пробрался внутрь одним из самых последних и сразу оказался зажат с двух сторон сильными мужскими телами. Бывший житель мрачного Иверета приподнялся на цыпочки и окинул взглядом представшее перед ним помещение. Оно было совсем темным, без единой лампочки. Однако благодаря свету, проливавшемуся в черную пасть тоннеля из распахнутого настежь выхода, можно было рассмотреть еще один поезд, который находился в метрах в триста от места, где он сейчас стоял. По цвету и форме заднего корпуса можно было предположить, что этот новый электровоз был точной копией того, что стоял сейчас снаружи.
Между тем количество человек в тоннеле с каждой секундой продолжало нарастать. Серые кители уже заполнили собой все свободное пространство от входа до второго локомотива, который смирно ожидал отъезда. И тем не менее находились среди оставшихся на улице новобранцев такие, которые умудрялись пролезть внутрь сквозь толщу сильных юношеских тел. Оказавшись уже внутри, эти смельчаки продолжали проявлять невиданную наглость. Они без всякого спроса и стеснения расталкивали в стороны более кротких собратьев, прорываясь к заветному торцу поезда, который маячил перед глазами серо-голубым озорным огоньком.
Заглядевшись на одного из таких храбрецов, сумевшего преодолеть добрых сто метров благодаря собственной не имеющей рассудка нахальности, Яков пропустил второй выстрел.
Среди окружавших его серых жителей Чистилища началось сильное волнение, которое выразилось еще в большей давке.
– Погрузка, через тридцать минут начнется погрузка! – загорланил кто-то над самых ухом Якова.
– Нужно пробираться к дверям, скорее к дверям.
Наш герой пробовал освободить руку, но чуть не сломал кисть о чей-то внезапно выскочивший локоть. Стоять и ждать, пока ты окажешься в самом хвосте обезумевших испытуемых было делом пустым и к тому же опасным для жизни.
В эти минуты ему вдруг вспомнились интернатские будни, когда они с ребятами выкидывали за окна оставшийся хлеб. Заветные куски доставались тем клонам, которые успевали быстрее других оказаться возле стен Красного дома. Чуть позже он сам, уже будучи работником шахты, любил участвовать в этих непростых состязаниях, где нужно было постоянно проявлять свою решимость быть первым. Иногда он ловил себя на мысли, что даже не сам кусок хлеба заставлял его каждый раз швырять в сторону своего собрата, а та страстная, неукротимая жажда победы, которая всю жизнь томиться в человеке и однажды прорывается наружу горячим, почти пламенным потоком.