— Какая же ты стерва! — выкрикнул Асмодей и выбежал из палаты. — Теперь мы — враги…
— А когда мы были друзьями? — тихо проговорила Ким и плотнее завернулась в одеяло.
Адвокат закатил глаза и манерно заломил руки.
А Чайна наконец понял, что все кончено. Не будет больше группы «Искатели огня». Не увидит Верена новое захватывающее фаер-шоу. И не смогут они покорить огонь, эти четверо зороастрийцев, потому что каждый пойдет своим путем.
Ким тоже не знала, что будет потом. Что Асмодей будет долго пить водку в доме своей прабабушки. Что увидит черные волосы и руки, торчавшие из стен. Что будет рыдать, но никто не услышит. И что призраки с отрешенными лицами напишут его рукой расписку об отказе от сокровища в пользу Ким и дела восстановления усадьбы.
* * *
Бывшая фаерщица лежала, вытянувшись на кровати. Казалось, болело все ее несчастное, измученное Асмодеем тело. Но на душе было на редкость спокойно. Девушка чувствовала, что поступила верно.
Вдруг она ощутила холод и легкое колебание воздуха. После Саббата Ким больше не надо было испытывать яркие эмоции, чтобы увидеть призраков. Теперь они были связаны одной нитью, полной ее боли и крови.
— Он не виноват, — тихо сказала Аглая, и Ким увидела, как в ее глазах мелькнула жалость.
— Да никто и ни в чем не виноват. Я теперь понимаю, зачем все было нужно, — девушка показала призракам руки, покрытые синяками и кровоподтеками. — И если восстановление усадьбы стоит этого.… То у меня нет никаких претензий.
— Ничего ты не понимаешь, смелая девочка Ким. Памятник архитектуры — нет, не стоит, — твердо проговорил Ницшеанец. — А место, которое изменит всемирную историю — стоит, еще как. И не только этих синяков, но и твоего здоровья, счастья, жизни.
— Повторяю, я никого не виню, — Ким едва заметно улыбнулась.
— Ты забудешь Асмодея, — проговорила Аглая. — Но помни одно: не он тебя мучил, а Саббат в нем. Предоставь Заратустру его судьбе. Обещаю, тебе будет легче. Поезжай в Китай и учись смеяться.
— В Китай? — удивилась Ким. — А что же не в Антарктиду? Или Австралию. Как это поможет дело восстановления усадьбы?
— Никак. Но Шанхай — лучший город для разбитого сердца. Кроме того, он настроит тебя на нужный деловой лад.
— Пусть будет так. Я очень благодарна Ингрид, Инне и Эле, но мне хочется побыть одной.
— Легкого пути, улыбайся и радуйся — прошептала Аглая. Она хотела рассмеяться. Но вырвавшийся из мертвого горла звук скорее напоминал свист.
— Постойте.… Еще вопрос. Неужели я так уникальна? Не верю, — усмехнулась Ким.
— Не уникальна, — покачал головой Ницшеанец. — Агриппина в 1929 году, Святослав — в 1951, Эльза — в 1970 и Георгий, Иннокентия и Сергей — в 1986, 87 и 89. О последних ты, вероятно, наслышана. Родители Инея и тренер Эли. Лучшие из лучших.