— Подожди, я с тобой, — попросил Игнациус.
Но Груна не было. Была знакомая кошмарная аудитория, залитая худосочным электричеством, в искристо-желтом туманном нутре которого, будто водоросли, колыхались нерезкие фигуры.
И Созоев действительно махал руками:
— Хватит-хватит, вы переутомились, Саша!.. Хватит-хватит, вам надо отдохнуть!..
Жека и Анпилогов, оба с вытянувшимися лицами, почему-то заботливо поддерживали его под локти, а перепуганная Элеонора совала стакан мутной воды:
— Пожалуйста, Александр Иванович…
Игнациус не понимал — при чем тут стакан, но, робея, послушался. И когда он пил теплую, затхлую позавчерашнюю воду, то десятки глаз с жалостью и плохо скрываемым удовлетворением любопытно ощупывали его.
— Я вас отпускаю, вы можете не ходить на работу, пока не поправитесь, — громогласно объявил Мамакан. — Правильно, Андрей Борисович? — Созоев сдержанно покивал. — А от себя рекомендую: каждый день перед сном растираться подогретой кошачьей мочой. Я таким образом вылечил застарелую грыжу. У вас кошка есть?
Игнациус повернулся и, как лунатик, — не видя, — пошел на расступающиеся перед ним одинаковые серые колеблющиеся фигуры.
Было ясно, что все теперь — позади.
— Знаешь, что ты сделал? — догоняя его в коридоре, спросил бледный от гнева Анпилогов. — Ты вместо доклада исполнил песню «По диким степям Забайкалья»…
Игнациус вырвал руку.
— Пусти меня!
— Нашел время забавляться…
— Пусти!
Их толкали спешащие куда-то студенты.
— Неостроумно, — сказал подоспевший Жека. — Ну — обиделся на этих крыс, ну — идиоты они. Но зачем же самому себе при этом вредить? — Он осекся. — Или, может быть, ты все-таки болен?
— Да пошли вы — туда-сюда… — несправедливо сказал Игнациус.
Он боялся, что брызнут из глаз позорные слезы.
— Ты прежде всего нас подвел, — процедил Анпилогов ему в спину.
— А у тебя — ботва на голове, — обернувшись, сказал Игнациус ломающимся голосом.
Как-то по-дурацки.
Жека ненатурально захохотал.
— А зато у тебя нет слуха!..
Игнациус сбежал в вестибюль, натянул пальто и одним ударом нахлобучил потертую кроличью шапку. Чего они хотят от него? Он никому ничем не обязан. Пусть они катятся — ко всем чертям!
Институтская дверь простуженно скрипнула.
Под заснеженными обомлелыми деревьями в черно-белом контрасте двора переминался с ноги на ногу человек, выдыхая пар из расстегнутой собачьей дохи.
— Слава бессмертному Кругу! — воскликнул он. — Я уже боялся, что пропустил вас в потоке. Честно говоря, я жду вас здесь более двух часов. Как всегда, вы не торопитесь, сударь. Идемте!..
Это был — Экогаль, запорошенный инеем по кошачьим оттопыренным жестким усам.