Вилла «Жасмин» (Воронина) - страница 20

Пожалуй, он не двинет снова к Окуевым, чтобы вызнать детали. Но при этом может действовать чужими руками. И как далеко они зайдут?

Луиза — особа с железным характером, хотя и облачена в хиджаб. По слухам, в криминальных делах участвовала в связке с братцем. По этой причине и уехали с Украины, а до того покинули Кавказ. В Турции, где чеченская диаспора довольно многочисленна, любые напасти можно переждать с комфортом, особенно имея доллары. Благодаря мне, финансами они разжились, и на первое время хватит. А болтать об источнике этих поступлений Окуевы не будут. Нет им резона. В противном случае… Ну да хватит об этом.

Нет, я не чувствую себя пристыженной. Во мне снова пробудился мятежный дух. И он командует голосом отца: «Ну, Маня, кумекай, как выпутаться из ситуации!»

— А можно задать вам вопрос?

— Валяй!

— Вы мудрый человек, Леонид Эдуардович. Это очевидно. Но почему вы не приняли соответствующих мер в отношении близкого вам человека?

— Ты имеешь в виду Тихона?

— Он ведь ваш внук?

— Ошибаешься! — На лице моего визави — самодовольная улыбка. — Тихон — мой сын.

— Тем белее странно. По какой причине вы не пригласили его пожить на вилле? Ведь это удобно во всех отношениях.

— Натка поначалу не соглашалась.

— Но вы убедили её?

— Ей было поставлено условие — либо она отдыхает на вилле с сыном, либо этот вертеп…Она заупрямилась. Но когда оказалась на мели, одумалась.

— Получается, в тот вечер Муса и поднимался в номер, чтобы поставить точку в вашем договоре?

— У меня создаётся впечатление, что ты знаешь больше, чем говоришь.

Лео-Леонид

Инга будет недовольна. Но ещё одна таблетка мне не помешает. Мозг функционирует, как компьютер. Все пазлы складываются. Но без железных доказательств не обойтись.

А пока мы морочим друг другу головы, старательно делая вид, что ни о чём не догадываемся. Она затихла сейчас там — на диванчике. Кемарит? Или обмозговывает, как меня обхитрить. Да так напряжённо, что слышно, как крутятся шестерёнки в её хорошенькой головке. — Копия чокнутой матери. Чтобы преодолеть жалость — дань уважения памяти Жасмин, я на цыпочках крадусь к постели моей гостьи, а потом кричу на ухо: «Проснись, красавица!» У неё ошарашенный вид. Так тебе и надо! Будешь знать, как хитрить с Леонидом Нэйхиным!

— Манюся, спешу уведомить тебя, что я сбросил груз ошибок прошлого, а потому вправе рассчитывать на то, что сделаешь то же самое.

— Во-первых, не хочу, чтобы меня называли Манюсей. Во-вторых, поясни, что имеешь в виду…

«О, да мы перешли на „ты“, хотя на брудершафт так и не выпили».

— Желательно, чтобы ты, Манюся, сделала заявление.