— Ну что, друг Артемий, узнаёшь ли место сие? — Обратился Вяче к другу, словно Пётр Первый к Меньшикову.
— Сейчас бы пожрать чего-нибудь… И отоспаться… — только и смог сказать Тёма. Сегодняшний день его уже утомил. — Вроде, дождь намечается. А у нас плащей нет…
И в самом деле, ветер усилился и стал ощутимо холоднее. С противоположной стороны Оми на город наступала серая мгла, и солнце, замёрзнув, тускнело на глазах.
— Да, планы меняются. Надо нам не котелок с солью покупать, а жилье на ночь, а пока просто укрытие от дождя не помешало бы, — Вяче непроизвольно поёжился, — давай-ка быстренько вон туда, — он махнул рукой в сторону будущего начала проспекта Карла Маркса, где над первым этажом просторного двухэтажного бревенчатого дома красовалась широкая надпись «Кофейная Кюна».
Запах приманивал к «точке общепита» еще с улицы. Ароматы сдобы и свежей выпечки безошибочно указали направление и тянули за собой. Войдя в гостеприимно распахнутые двери, они были встречены услужливым молодцом в белых штанах и рубахе-косоворотке. Вместо пояса у него был плетеный шнур с кистями, за которым горделиво торчал большой кожаный бумажник. Гладко выскобленные румяные щеки, тонкие светлые усики. Русые волосы прилизаны на пробор.
— Рады видеть-с, господа, вот, прошу, свободный столик прямо у окна, если желаете-с.
— Господа желают. — Согласно кивнул головой Вяче, окинув быстрым взглядом просторное, светлое помещение чайной.
Уселись у окна за накрытым белоснежной скатертью столиком.
— Чего изволите-с?! — Услужливо изогнувшись, осведомился половой, готовясь принять заказ и выложив перед гостями картонки с напечатанными расценками.
Артема особо позабавили слова «Прейс-Курант» и «Минью». Это было так знакомо и понятно, и одновременно странно и почти нелепо, что он не смог сдержать усмешку.
— Вот что, … — Славка затруднился с формой обращения к прислуге и попросту не стал его никак обозначать. Глянув в меню, без долгих раздумий сделал выбор. — Нам без особых изысков, просто покушать. Подай блинов полтора десятка отдельно на тарелке. Еще стерляжьей икры и слабосоленой наилучшей вашей красной рыбы — для двоих. И чаю, само-собой, да побольше.
Им тут же без дополнительных напоминаний принесли блестящий медью и многочисленными медалями самовар и большой заварник с черным, исходящим ароматным паром, чаем. А спустя несколько минут на столе появилась горка только со сковороды пышущих жаром, щедро сдобренных маслом желтых блинов.
К ним добавилась свежая, почти без рыбного запаха, икра и тающее во рту, нежнейшего посола розовато-прозрачное, с красными прожилками вдоль бочков, филе обского муксуна. Вышло, по словам гурмана-Славки, «совершенно умосъедательно».