Из-под мешковины я совсем не различала, чем пахнет вокруг, но в какой-то момент мне показалось, будто запах соли и рыбы усиливался. Я решила, что мы приближаемся к порту. Логично, раз бочки на ней были из-под рыбы и морепродуктов!
Телегу в последний раз тряхнуло, и она остановилась. Раздался грубый мужской голос:
— Берт, дружище, опять за уловом?
— Ну! — ответил возница. — Эти недели придётся каждый день ездить. Перед учебным годом на кухне сам понимаешь что творится.
— Да, с ним как с ума посходили! Ну-ка, что тут у тебя? Давай бумагу. Четыре бочки самых крупных креветок, десяток лососей, раки... Ого! Не жирно будет?
— Этим жирно не бывает. Сам знаешь, на отбор пригласят весь цвет общества! Ну что, зови парней, снимайте бочки!
Я сжалась в своём небольшом укрытии. Мой план выглядел таким простым по дороге и вдруг перестал быть убедительным, стоило услышать живых людей. Поверят ли они, если я скажу, что незаметно подсела по дороге? А вдруг нет?
Впрочем, собеседник возницы не торопился с разгрузкой.
— Отбор? Ого, какие новости! — удивился он. — А в городе пока ничего не сообщали. Мы ждали недельки на две попозже.
— Жеймс хочет сделать сюрприз, как я понял... А, к демонам! Кто разберёт, что у него в башке!
— Придержи язык, Берт! Услышит кто, как ты обозвал драгоценное вместилище величайшего разума королевства, и будешь не возить креветок, а кормить их!..
Голос возницы вмиг стал тихим и заискивающим:
— Ты же не сдашь меня, Карл? Не сдашь старого болтуна Берта? Сам знаешь, как бывает
— сегодня я ляпнул не подумав, завтра ты.
Воцарилась недолгая тишина.
— Знаешь что, друг? — негромко начал Карл. — Давно мы с тобой не болтали в хорошей компании. Уже и забыли, как разговаривать. В компании чего-нибудь душевного и пенного, если ты меня понимаешь.
— Ещё бы не понимать! Идём, я угощаю. А бочки подождут. Всё, что там могло протухнуть, давно протухло.
Больше мне ничего не было слышно. Ушли они или нет? Я досчитала до пятнадцати и осторожно приподняла мешковину.
Как будто никого.
Я стремглав отбросила мешковину, спрыгнула с телеги и кинулась в ближайший проулок. Прижалась к стене, замерла, снова огляделась. Никого.
Я погрозила кулаком лошади — на всякий случай — и торопливо зашагала по переулку.
Теперь я была почти благодарна вонючей мешковине. Пахло от меня точно так, как всё в этом порту — рыбной тухлятиной.
Вкусные креветки, деликатес для изысканных приёмов, превращался в вонь, полежав пару дней без должных условий. Я чувствовала себя так же. Из самоуверенной жительницы Архива я стала портовой бродяжкой. И никто не мог подсказать, что меня ждёт.