За последующие тринадцать лет много девок перецеловал Петька, случалось ему и влюбляться сильно, так сильно, что мог всю свою воровскую долю, доставшуюся от дележа, бросить к ногам любимой, но настоящей любви, безоглядной, такой, что заставит забыть обо всём на свете, – он не знал. Каждый раз, влюбляясь, думал: вот она, настоящая! Но… очарование страсти быстро таяло, и Пётр вновь оказывался у разбитого корыта: не она…
После обеда он прилёг на топчан и попробовал заснуть, но сон не шёл: виной тому была Лиза. Снова и снова её облик вставал перед его мысленным взором, и он даже чувствовал аромат её духов.
– Тьфу, пропасть! – устав от бесплодных попыток уснуть, Петька сел на топчане, достал папиросы и закурил.
– Пётр, ты куришь? – тут же послышался строгий голос матери.
– Нет, мамаша, не курю! – он поспешно загасил папиросу.
– Ты же знаешь, дым для меня опасен: у меня слабые лёгкие! Помнишь, что доктор сказал?
– Да не курю я! – с досадой отозвался Пётр. – Мамаша, я пройдусь! Схожу к Степану, что ли…
– Иди. Но не слишком долго!
Выйдя на улицу, Пётр глубоко вздохнул: вот она, его родная Хитровка, туманная, смрадная и шумная! Обычному человеку после того как стемнеет, лучше и близко сюда не подходить: облапошат, как миленького, но он-то вырос здесь, знал её обитателей, и они знали его, поэтому Петька не спеша, вразвалочку, двинулся в «Кулаковку» к своему другу Степану, по пути перекидываясь приветствиями, а то и шуточками со встречным людом.
Близился тёплый весенний вечер, Петька шёл, уверенно находя дорогу в лабиринте коридоров и тупиковых улочек: здесь никогда не было никакого освещения. Зачем? Свои всё знают как пять пальцев, а несвоим тут делать нечего!
Когда он подошёл к трактиру, дверь внезапно распахнулась и оттуда, вместе с клубами пара, с криком и визгом вывалились несколько человеческих тел, сплетённых, как показалось бы непросвещённому взгляду, в тесном, дружеском объятии. Петька торопливо отшатнулся: пьяные драки его не привлекали никогда (он всегда помнил о гибели отца в одной из таких потасовок), а уж если в них были замешаны женщины – тем паче!
– Ух, Манька, паскуда! – донеслось из кучи, послышался увесистый удар и вслед за ним – женский вопль.
Пётр покачал головой и взялся за дверную ручку.
– Петюнька, спаси! – отчаянно взвизгнули из клубка тел, и растрёпанная женщина, вырвавшись из чьей-то крепкой лапищи, почти упала на ступеньки. Петя торопливо подхватил её под локоть.
– Мань, ты что ли? – вгляделся он в обезображенное синяком лицо.
– Я! Спаси, миленький, убьёт он меня!